Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте
Общественное мнение в Советском Союзе казалось удовлетворенным. Газеты провели подлинный поход ненависти, и по всей стране на массовых собраниях принимались резолюции, требовавшие для изменников смертной казни. На Западе, напротив, раздавались разного рода сомнения. Действительно, как можно было поверить, что эти старые большевики с их многочисленными заслугами превратились в убийц и террористов, вредителей, стремящихся причинить ущерб своей партии и своему режиму. Кто и что понуждало их к таким самобичеваниям? Не строили ли они свои показания на очевидно неверных данных, например, когда приводили названия иностранных отелей, где проходили конспиративные встречи с посланниками Троцкого? И все-таки преобладающие мнение западных наблюдателей сводилось к тому, что высказывания обвиняемых были убедительными, а знаменитые английские юристы провозгласили эти процессы юридически безукоризненными. Быстро стихли волны первого возмущения, тем более что очень большие надежды возлагались на новую "сталинскую Конституцию": Советский Союз, казалось, окончательно вступил в круг демократических держав, и все западные сторонники политики большого Сопротивления, казалось, были убеждены, что экспансии фашизма может быть скоро положен конец благодаря антифашистскому союзу всех миролюбивых стран.
Но даже самые решительные попутчики, наверное, были бы ошеломлены, если бы узнали, какие многочисленные расследования, предуготов-ления, партийные чистки и процессы уже состоялись за закрытыми дверями в течение полутора лет после убийства Кирова, если бы увидели, как странно велась патриотическая пропаганда, как было распущено
"Общество старых большевиков" в мае 1935 года, как ужесточалось уголовное законодательство (например, смертная казнь теперь распространялась на детей в возрасте старше 12 лет). И еще более они были бы обеспокоены, если бы прочитали телеграмму, которую 25 сентября 1936 года Сталин и Жданов отправили некотором членам Политбюро. Она гласила: "Мы считаем безусловно необходимым и настоятельным, чтобы товарищ Ежов был назначен народным комиссаром внутренних дел. Ягода оказался полностью неспособным разоблачить блок троцкистов и зи-новьевцев. ГПУ опоздало с этим делом на четыре года. Это было замечено всеми партработниками и большинством сотрудников НКВД".2 Телеграмма недвусмысленно намекала на дело Рютина. То, что не удалось протащить Сталину в 1932 году, можно было осуществить теперь, однако вместо одного Рютина жертвой стали десятки и даже сотни тысяч членов партии. Не пощадили даже самого Ягоду, который в 1934 году в качестве главы ГПУ стал начальником Комиссариата Внутренних дел. Началась "ежовщина".
Поначалу осталось не замеченным, что один из малозначимых обвиняемых сознался в связях с гестапо, и что в некоторых выступлениях были названы имена до сих пор незапятнанных партийных вождей и высоких военных чинов. Но 23 января 1937 года открылся процесс параллельного троцкистского центра, и многие из высших чиновников оказались на скамье подсудимых. Обвинение теперь преимущественно строилось не на разоблачении террористических актов и саботажа, а на выявлении связей с немецкими и японскими врагами. Не кто иной как сам Григорий Пятаков, которого отметил еще Ленин, упомянув в своем Завещании, который как никто другой способствовал индустриализации страны, отныне вместе со своими товарищами по несчастью обвинялся в попытках ее сорвать, в территориальных уступках Германии и в получении задания в случае войны учинять саботаж. На встрече с Троцким в Осло Пятаков будто бы услышал от последнего, что тот встретился с Рудольфом Гессом и они условились сотрудничать в мирное и военное время. Вовлечение национал-социалистской Германии в этот процесс особенно подчеркивалось тем, что среди обвиняемых находился Карл Радек, человек, который в 1919 году был посланником Ленина в революционной Германии и в своей памятной речи 1923 года требовал союза между коммунистами и немецкими национал-революционерами. Радек категорически подтверждал, что Троцкий стремился установить в России "бонапартистский режим" и был готов уступить немцам Украину. Вышинский называл обвиняемых "иудами", которые пали ниже, чем приверженцы Деникина и Колчака. Все были приговорены к смертной казни и расстреляны – за исключением Радека и Сокольникова, который был одним из тех двенадцати человек, которые приняли постановление о начале Октябрьского вооруженного восстании 1917 года. Оба получили десять лет лагерей, но, по-видимому, уже скоро погибли в одном из исправительных лагерей.
Этот процесс произвел на западную общественность и на многих коммунистов более глубокое впечатление, чем первый, и не в последнюю очередь потому, что Троцкий организовал в Нью-Йорке своего рода встречный процесс, в котором были выявлены возмутительные неувязки. Нередко ставился вопрос о том, не хотел ли Сталин физически уничтожить всех старых большевиков и соратников Ленина, после того как уже давно лишил их политической власти. Там и здесь появлялись предположения, что ГПУ добивалось этих своеобразных признаний благодаря шантажу, обещаниям или призывами к глубоко укорененной партийной лояльности. Во всяком случае, не осталось незамеченным, что с конца сентября Николай Ежов заступил место Ягоды. Однако многие западные наблюдатели все еще продолжали считать эти признания достоверными, полагали возможным вести со Сталиным переговоры. Среди них был и новый американский посол Джозеф Дэвис, который, правда, как дружественно настроенный к Сталину капиталист, связывал с этими переговорами далеко идущие надежды на изменение режима.
То, что в Советском Союзе разворачивалось нечто чудовищное, было осознано мировым сообществом лишь 11 июня 1937 года, когда по подозрению в государственной измене были арестованы многие высшие командиры Красной Армии, а уже на следующий день пришло сообщение, что они предстали перед судом и казнены. Среди них был маршал Советского Союза Михаил Тухачевский и командармы Якир и Уборевич. Хотя можно было предположить, что таким способом Сталин хотел решительно покончить с разногласиями по поводу восстановления института политических комиссаров, – разногласиями, которые, по всей видимости, предшествовали этим событиям, если посмотреть на принятое в мае решение. Однако для общественности в центре внимания находился тот факт, что восемь высших командиров, среди которых было несколько евреев, были названы предателями и немецкими агентами. Никакой более точной информации никогда не было опубликовано, поскольку открытый процесс не состоялся. Большинство высших офицеров, выступавших в роли судей, позднее, в свою очередь, были также расстреляны. Однако по сообщениям офицеров СС известно, что под руководством Рейнхарда Гейдриха и, очевидно, с согласия Гитлера было изготовлено фальшивые досье на Тухачевского, который в период Веймарской республики действительно и вполне официально имел отношения с рейхсвером, так что образцы его подписей имелись в немецких архивах.3 Это досье было передано Сталину через Бенеша, и не исключено, что он действительно ему поверил. Мотивом Гейдриха и Гитлера
