Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте

вызванного чрезвычайным положением, КПГ опубликовала к новым выборам в августе 1930 г. свое "Программное заявление о национальном и социальном освобождению немецкого народа", которое значительно превосходило национал-социалистские требования по радикальности и безответственной демагогии. Партия торжественно объявляла, что в случае прихода к власти она аннулирует все обязательства Германии по Версальскому договору и не станет платить ни пфеннига процентов по империалистическим займам, кредитам и капиталовложениям. Кроме того, она требовала введения семичасового рабочего дня и четырехдневной рабочей недели, а также обеспечения для тех немецких областей, которые выскажут такое желание (то есть для Южного Тироля и Судетии), возможности присоединения к Советской Германии, причем произойти это должно "по взаимному согласию с революционными рабочими Франции, Англии, Польши, Италии, Чехословакии и т.д.". ' Большей демагогии и большей наивности невозможно себе представить; Гитлер, всегда выступавший за уплату частных долгов, неизбежно представал в сравнении с этим умеренным и разумным человеком или, по крайней мере, политиком прозападной ориентации, который не стремится с самого начала разорвать связи Германии с мировой экономикой; коммунисты же, в тех случаях, когда они не ограничивались просто националистическими фразами, требовали, по сути дела, немецко-русского мирового господства. И все же выборы 14 сентября принесли им большой успех, и они неустанно торжествовали свою победу, сделавшую их в Берлине самой сильной партией и увеличившую число принадлежавших им мандатов до 77. Но успех национал-социалистов был намного значительнее. 6,5 миллионов избирателей отдали свои голоса за более чем 100 национал-социалистских депутатов в рейхстаге, и такого рывка – с 12 до 107 депутатов – не делала еще ни одна партия за всю историю немецкого парламента.

"Роте Фане" гордо публиковала поздравления "Правды" и Коминтерна, а ее передовица от 16.09 уверенно говорила о готовящейся борьбе за Советскую Германию, в которой не будет больше "никакого Гитлера и Геббельса, но и никаких социал-фашистских пионеров фашизма".

Национал-социалисты, в свою очередь, увидели в результатах выборов "смертельный приговор всей политике выполнения"; 25 сентября они получили разрешение опубликовать статью лорда Ротермира, которую газетный магнат написал для своей "Daily Mail". Статья приписывала национал-социалистам задачу окончательного спасения всей Европы от большевизма, за что они имели право ожидать значительных уступок от м Польши и Чехословакии.

На открытие рейхстага 13 октября 1930 года 107 национал-социалистов явились в коричневой форме своей партии и заняли – заметное цветовое пятно – большую часть места на правой стороне помещения. Впрочем, двумя с половиной годами раньше, на открытии рейхстага 1928 года, ничуть не меньше бросались в глаза формы Союза красных солдат на скамьях, занимаемых коммунистами, и воинственные фигуры многих их депутатов.2 Дело и в правду тут же дошло до шумных сцен. Две партии гражданской войны, стремившиеся к взаимному уничтожению, причем обе по своему значению и по ставившимся целям отнюдь не были чисто немецкими, теперь со значительными силами противостояли друг другу в парламенте. Нам пора теперь бросить взгляд на ту гражданскую войну, что разыгрывалась на улицах Германии, а также – по-иному – на газетных лотках и в книжных магазинах, и – не в последнюю очередь -внутри парламента.

Прежде всего, следует подчеркнуть, что речь идет о гражданской войне ограниченного масштаба, поскольку правительство, несмотря на все уличные стычки и все вербальное насилие в брошюрах и газетах, в конечном счете прочно держало в своих руках бразды правления. В России после захвата власти большевиками разразилась настоящая гражданская война между большими вооруженными формированиями, не подчинявшимися никакой вышестоящей инстанции; дело дошло до этого главным образом потому, что страна еще не вышла из войны и была по размеру слишком велика, чтобы партия, победившая в столице, могла сразу утвердиться повсюду. Но и в Италии, где впервые в мировой истории в 1920-22 годах парламентское правительство столкнулось с двумя сильными партиями гражданской войны, борьба между социалистами и фашистами полностью охватила многие районы страны, так что роль государства свелась временно практически к нулю. В Германии, напротив, кризисное президентское правительство Брюнинга, равно как и давно утвердившееся правительство Веймарской коалиции в Пруссии, применяло для поддержания своей власти полицейские наряды, конфискацию газетных тиражей, запреты ношения формы, ограничение права на демонстрации и даже принудительные выпуски газет. Так, например, в Пруссии все газеты должны были опубликовать заявление правительства, когда в августе 1931 года был проведен референдум о роспуске прусского ландтага, поддержанный Стальным шлемом и НСНРП; к этому референдуму в последний момент успели присоединиться и коммунисты, поспешно назвав его "красный референдум". Кульминацией этого самоутверждения правительства был запрет СА и СС, изданный министром внутренних дел генералом Тренером, после того как Гинденбург был, благодаря усилиям Брюнинга и после симптоматичной перемены отношения к нему со стороны СДПГ, в апреле 1932 года во второй раз избран президентом Германии и со значительным преимуществом одержал победу над Гитлером. История этого правительства рассказывалась неоднократно, поэтому достаточно будет упомянуть несколько важнейших пунктов: поддержка со стороны СДПГ, которая поставила своей высшей целью "предотвратить фашистское правление, направленное против рабочего класса по итальянскому образцу"; участившиеся отзывы кредитов после сентябрьских выборов; политика экономии и дефляции, которая обостряла кризис, но приближала внешнеполитическую цель отмены репараций; возрастание числа безработных до 6 миллионов в 1932 году; неудача намечавшегося немецко-австрийского таможенного союза вследствие противодействия Франции; "Гуверовский мораторий" в июле 1931 года; вызов, брошенный германским национальным "Гарцбургским фронтом" в октябре 1931 года; нарастание числа голосов, отдаваемых за национал-социалистов, вплоть до кульминации на выборах в прусский ландтаг 24 апреля 1932 года; растущее недоверие к Гинденбургу и отставка канцлера 30 мая 1932 года. Ни в один из этих моментов не было опасности, что правительство утратит контроль над ситуацией, но не было еще и опасений, что коммунисты и национал-социалисты могут объединиться между собой помимо общего голосования "против" в парламентах.

Но, несмотря на ограниченный масштаб этой гражданской войны, она все же не ограничивалась уличными стычками; она отражалась также и даже прежде всего в теоретических статьях, полемических брошюрах, агрессивных газетных статьях. Эта духовная гражданская война началась тем более не с правительством Брюнинга, а с самого начала Республики как взаимное отрицание права на существование между коммунистами и воинствующими антикоммунистами в стороне от нормальных дискуссий, поддерживающих государство партий.

Мы уже описывали это начало, но как в период стабилизации, так и позже, во время кризиса, исходный пункт и важнейшие составные элементы оставались неизменными: речи коммунистов о смертном приговоре, палаче и могиле, выражавшие их веру в предстоящий конец капиталистической системы. Этой вере служили описания успехов социалистического строительства в России, где рабочие, наконец, могут чувствовать себя хозяевами