Путь киновари - Юлиус Эвола
Возможные практические приложения всей этой области идей в сфере того, что Ваше де Ляпуж назвал «политической антропологией», казались очевидными. В нации, в которой государство приобретает достоинство высшего, активного и организующего принципа, возможна формирующая и дифференцирующая деятельность, производимая над этнической субстанцией. Здесь можно было бы признать некоторые требования того же немецкого расизма. Нужно было различать негативный расизм, направленный на защиту национальной общности от искажающих факторов, от опасного смешения и ему подобного, и позитивный расизм, стремящийся к дифференциации внутри общества во имя определения и усиления высшего типа. Известно, что современный расизм не рассматривает только большие расы, присутствующие в школьных пособиях по антропологии — белую, черную, желтую и т. п. Внутри белой, «арийской» или индоевропейской общности выделяются различные расы — такие как средиземноморская, нордическая, динарская, славянская, восточная и т. д. — обозначения здесь несколько меняются в зависимости от автора. Л.-Ф. Клаусе при помощи своей Rassenseelekunde — науки о расовой душе — также попробовал описать душу и внутренний стиль этих рас. Эти элементарные расы являются компонентами, представленными в различных пропорциях во всех европейских нациях. Требование политического расизма состояло в выделении в этих смесях расы, за которой можно признать право на господство и позволить ей наложить свой отпечаток на прочую часть нации. В Германии расой этого рода была признана нордически-арийская раса.
Для Италии же я ставил ту же проблему и считал, что можно признать указанное достоинство центральной расы, расы-вождя за той расой, что я называю арийско-римской: это раса, произошедшая в своем начале от того же корня, что и нордическая раса. В своей книге я описал этот арийско-римский тип, в первую очередь как внутреннюю расу (я также набросал типологию «рас духа»). Кроме того, в отдельной главе я поднял проблему возможного исправления этнической субстанции, содержащейся в итальянской нации, чтобы сократить заметный средиземноморский компонент и заставить господствовать арийско-римский: естественно, прежде всего как поведение, как образ чувств и реакции, как нравы. Вопрос элиты определялся как вопрос господствующего класса, который, кроме обладания авторитетом, престижем и властью, представлялся также воплощением высшего человеческого типа, по возможности обладавшего единством внешней и внутренней расы. Книга имела также приложение с фотографиями и репродукциями, которые должны были помочь начальной ориентации при изучении разных рас, как физических, так и рас души и духа, а также различного их взаимного влияния.
Было достаточно ясно, что расизм в таком смысле представлялся в весьма ином свете, избегая главных отклонений, свойственных его немецкой формулировке. Легитимные требования, указанные в этой форме, по сути сохраняют свою ценность независимо от обстоятельств того времени.
Вероятно, также исторически небезынтересен тот факт, что «Синтез расовой доктрины» получил признание со стороны Муссолини. Прочитав книгу, он связался со мной и расхвалил ее даже сверх ее реальной ценности, сказав, что в доктрине этого рода он как раз нуждался. Она дала ему подход к расовым вопросам: теперь можно было «равняться» на Германию, поддерживая при этом независимое поведение, обеспечивая духовную ориентацию и примат духа, что выходило за рамки большей части немецкого расизма. В частности, теория арийско-римской расы и соответствующего мифа могла объединиться с римской идеей, в общем предлагаемой фашизмом, а также способствовать намерению Муссолини исправить и возвысить при помощи государства средний тип итальянца и создать из него нового человека.
Учитывая цели данной книги, здесь не место останавливаться на моей беседе с Муссолини. Скажу только, что я информировал дуче о моих инициативах в Германии: учитывая его одобрение моих идей, эти инициативы могли бы быть развиты, что придало бы им не только личный характер. В связи с этим я изложил проект создания нового журнала под названием «Кровь и дух», который бы выходил в двух редакциях, итальянской и немецкой. В этом журнале могли бы рассматриваться соответствующие проблемы, исходя из идей, изложенных в моей книге. Муссолини сразу же принял это предложение и поручил мне зафиксировать программные пункты журнала, который, как он заявил, выйдет после достижения соглашения с Германией. Так я стал искать людей, имевших хотя бы минимум квалификации для программы такого рода. После многих утомительных собраний, возглавляемых прекрасным специалистом Альберто Лукини (который, кстати, интересовался также и традиционными науками), главой расового управления министерства народной культуры, группа программных пунктов была сформулирована. На следующей аудиенции я предложил их Муссолини, который одобрил их, не изменив ни запятой. Тогда меня направили в Берлин, чтобы встретиться с другой стороной. Однако этого не произошло, потому что в самом разгаре моих переговоров в итальянское посольство в Берлине пришел приказ все остановить.
Причины этого я узнал намного позже. Узнав о моих беседах с Муссолини, некоторые круги в столице встревожились. Это были, с одной стороны католическая партия, с другой — некоторые представители группы, стоящей за «Расовым манифестом» и руководящие журналом «Дифеса делла рацца» (Difesa della Razza, «Защита расы»). Пока я был в Берлине, они обратились к Муссолини. Опасаясь потерять свое влияние, вторая группа обратила внимание дуче на явный контраст между одобренным Муссолини манифестом и моими идеями — хотя я и сотрудничал с этим журналом (впрочем, никогда не отступая от своей линии). Учитывая мой интерес к эзотерическим дисциплинам, мой расизм был заклеймен «магическим». Впрочем, на это я легко мог возразить, ибо они сами щедро подставляли уязвимые места своим противникам. Например, для обложки журнала они использовали фотомонтаж, и в одном из случаев обложку украшала прекрасная голова юноши с классической статуи, загрязненная черным следом, на котором присутствовала еврейская звезда. Я указал на тот факт, что это голова Антиноя, известного гомосексуалиста римского имперского периода: очевидный пример расы тела, которая могла быть и чистой по сравнению с вырождением внутренней расы.
Что касается католиков, в борьбе с расизмом их интересовала не столько доктрина расы тела, сколько такая доктрина, которая, как моя, выделяла прежде всего расу духа и которая и на уровне духа утверждала принцип неравенства человеческих существ. Кроме того, концепция рас духа вела к вопросу о мировоззрении, в котором такая раса выражается, и которое играет центральную роль в своей формирующей деятельности. В частности, мной поднималась проблема определения мировоззрения, священного, высших ценностей, которые, возможно, на самом деле соответствуют высшему типу — в случае Италии арийско-римскому: и здесь становилась очевидной необходимость пересмотра многих идей чуждого происхождения, свойственных той религии, что стала господствовать среди рас Запада. В это время, избегая крайних позиций и никуда не торопясь, я продолжал тематику «Языческого империализма». Поэтому католики увидели опасность интереса Муссолини к моим
