vse-knigi.com » Книги » Научные и научно-популярные книги » Культурология » Дальнее чтение - Франко Моретти

Дальнее чтение - Франко Моретти

Читать книгу Дальнее чтение - Франко Моретти, Жанр: Культурология / Литературоведение. Читайте книги онлайн, полностью, бесплатно, без регистрации на ТОП-сайте Vse-Knigi.com
Дальнее чтение - Франко Моретти

Выставляйте рейтинг книги

Название: Дальнее чтение
Дата добавления: 21 октябрь 2025
Количество просмотров: 33
Возрастные ограничения: Обратите внимание! Книга может включать контент, предназначенный только для лиц старше 18 лет.
Читать книгу
1 ... 56 57 58 59 60 ... 70 ВПЕРЕД
Перейти на страницу:
изменяли названия и имена героев, как и содержание произведений, чтобы, как они утверждали, сделать переведенный текст более приемлемым для читателей и совместимым с местной литературной традицией» (Origins of Modern Arabic Fiction, p. 106). Аналогичный подход имел место в литературе поздней Империи Цин, где «с переводами почти всегда производились манипуляции <…> наиболее существенные манипуляции состояли в пересказе всего романа, с включением в сюжет китайских персонажей и Китая как места действия. <…> Почти все эти переводы подвергались сокращению. <…> Европейские романы становились фрагментарными и быстрыми, напоминая традиционную китайскую литературу» (Henry Zhao, Uneasy Narrator, p. 229).

94

Почему существовало это различие? Вероятно, потому, что в Южной Европе волна переводов с французского натолкнулась на местную действительность (и местные повествовательные традиции), которая по большому счету не слишком разнилась с французской, и, как следствие, соединение заимствованной формы и местного материала оказалось несложным делом. В Западной Африке ситуация отличалась кардинально: несмотря на то что западная литература повлияла на местных прозаиков, волна переводов здесь была намного слабее, чем в других странах, а местные повествовательные конвенции существенно отличались от европейских (например, с учетом устной традиции). Желание заимствовать «зарубежные приемы» было довольно умеренным, к тому же его не приветствовала антиколониальная политика 1950-х гг., и поэтому местные конвенции продолжали существовать практически в нетронутом виде. Обечина и Куайсон подчеркивают, что отношения между западноафриканскими романами и европейским нарративом были полемичными: «Наиболее заметным отличием между романами местных западноафриканцев и романами других писателей, просто использовавших Западную Африку как место действия, было то, что первые придавали важное значение изображению устной традиции, тогда как вторые полностью ее игнорировали» (Emmanuel Obiechina, Culture, Tradition and Society, p. 25). «Лучше всего определить обозначенную нами непрерывность формирования литературы как постоянное утверждение мифопоэтики. <…> Не приходится сомневаться, что причина ее заключается в концептуальной оппозиции к тому, что воспринималось как западный вариант реализма. В связи с этим стоит заметить, что в произведениях главных африканских писателей, таких как Ачебе, Арма и Нгуги, происходило движение от реалистической репрезентации к мифопоэтическим экспериментам» (Ato Quayson, Strategic Transformations, p. 164).

95

Та же мысль высказана в прекрасной статье Антонио Кандидо: «[Латиноамериканские литературы] никогда не создавали новых выразительных форм или базовых выразительных приемов, коими были романтизм (на уровне литературного течения), психологический роман (на уровне жанра), несобственно-прямая речь (на уровне стиля) <…> разнообразные нативизмы никогда не запрещали использовать заимствованные литературные формы <…> требовалось выбирать новые темы, другие мнения» (‘Literature and Underdevelopment’, in César Fernandez Moreno, Julio Ortega, and Ivan A. Shulman (eds), Latin America in Its Literature, New York 1980, pp. 272–273).

96

‘The Importing of the Novel to Brazil’, p. 53.

97

Решение этой проблемы Рисалем, или же отсутствие такового, может быть связано с чрезвычайным социальным разнообразием его произведений (Noli Me Tangere, между прочим, – это текст, вдохновивший Бенедикта Андерсона на то, чтобы провести связь между романом и национальным государством): нация, не имеющая независимости, неясно обозначенный правящий класс, отсутствие единого языка и сотни несовместимых персонажей – в такой ситуации трудно говорить от имени «всех», и голос рассказчика не справляется с этим заданием.

98

Изредка структурная слабость становится преимуществом, как в интерпретации Шварцом произведений Машаду, у которого «непостоянство» рассказчика становится «стилизацией поведения бразильского правящего класса»: уже не недостаток, а сама суть романа: «Все в романах Машаду де Ассиса окрашено непостоянством рассказчиков, которым автор пользуется в разной степени, иногда злоупотребляя. Литературоведы обычно рассматривают его в контексте литературного мастерства или же авторского юмора. Очень полезно взглянуть на него как на стилизацию поведения бразильского правящего класса. Вместо поиска объективности или же уверенности, происходящей от беспристрастия, рассказчик Машаду демонстрирует свою дерзость – в диапазоне от дешевых насмешек до литературного эксгибиционизма» (Roberto Schwarz, ‘The Poor Old Woman and Her Portraitist’ [1983], in Misplaced Ideas, p. 94.)

99

Миёси называет это «процессом пересадки», Шварц рассуждает об «имплантации романа, в частности романа реалистического типа», а Ван – о «трансплантации западных повествовательных типов». И в самом деле, Белинский описал русскую литературу как «прививн[ое], или – еще вернее сказать – пересаженн[ое] растение» еще в 1843 г. (статья «Сочинения Державина». – Примеч. пер.).

100

На самом деле, я проделал большую подготовительную работу, изучая конкурентов Остин, но это ни к чему не привело, потому что в то время я не понимал, как анализировать синхронные изменения более чем одного формального приема. В конце концов, в коллективном исследовании «Количественный формализм» Сара Эллисон, Райан Хойзер, Мэтью Джокерс, Майкл Витмор и я использовали многомерный анализ, в котором рассматриваются несколько переменных одновременно применительно к изучению романных жанров; см.: Pamphlet 1 Литературной лаборатории Стэнфордского университета на litlab.stanford.edu; а теперь и в: «n + 1», 13 (2012).

101

В качестве образца широко распространенной аргументации предшественников см., например, статью Margaret Doody, ‘George Eliot and the Eighteenth-Century Novel’, Nineteenth-Century Fiction 35 (1980), pp. 267–268: «Период между смертью Ричардсона и появлением романов Скотта и Остин… сопровождался развитием парадигмы женской прозы XIX в. – едва ли меньше, чем парадигмы романа XIX в. как такового» (курсив мой. – Ф.М.). Трампнер частично следует модели своей предшественницы (в обсуждении национальных сказаний и исторических романов), а частично альтернативной модели (в заключительном абзаце книги: «Геополитическое исследование романтической прозы демонстрирует не только „центральное место“ Скотта в создании романа имперской экспансии, но и то, как по-разному некоторые из современников Скотта воображали себе критическую, космополитическую прозу империи» (Trumpener K. Bardic Nationalism: The Romantic Novel and the British Empire, Princeton, NJ, 1997, p. 291; курсив мой. – Ф. М.). Первая глава книги М. Коэн «Реконструируя литературное поле» является наиболее решительным утверждением альтернативной концепции, какое я знаю: «С точки зрения моих литературных разысканий Бальзак и Стендаль выступают как литературные производители среди других производителей, ищущих нишу на общем рынке форм. Бальзак и Стендаль, начиная писать, сделали ставки на агрессивный перехват господствующей практики романа – сентиментальных произведений женщин-писательниц. И они соревновались с писателями, подрывающими престиж сентиментальности с помощью других кодов, которые современники считали равными, если не более убедительными» (Cohen M. The Sentimental Education of the Novel, Princeton, NJ, 1999, p. 6).

102

Как станет ясно из этого эссе, я не верю, что профессора

1 ... 56 57 58 59 60 ... 70 ВПЕРЕД
Перейти на страницу:
Комментарии (0)