Беженцы - Боб Мур

n = 102 897 чел. (с учетом Богемии и Моравии n = 111 666)
* Данные только по беженцам из Вены.
В то же время голландское отношение было более щедрым: Нидерланды приняли 2000 детей. Очень ограниченные инициативы государств континентальной Европы по активному спасению евреев из Великой Германии – инициативы, которые в любом случае длились недолго, – частично отражены в цифрах, указывающих на официальное место назначения еврейских беженцев, когда они обращались за паспортами в Вене и Праге.
Пограничный контроль, который в течение 1938 года уже был усилен, стал еще более строгим. В ноябре 1938 года на французской границе были созданы пункты временного содержания для борьбы с нелегальными иммигрантами. Без приглашений могли допускаться только беженцы. Альтернативой для беженцев-мужчин, которым было отказано в защите на границе, было вступление добровольцем во Французский иностранный легион, но из-за высоких физических стандартов, необходимых для того, чтобы стать легионером, лишь нескольким сотням беженцев-евреев, выдвинувших свои кандидатуры, было разрешено въехать во Францию. В апреле 1939 года был усилен контроль на итало-французской границе. Вдоль побережья были развернуты 12 отрядов мобильной гвардии. Они действовали даже на Средиземном море и использовали быстроходные катера, оснащенные мощными фонарями, для ночного перехвата судов. В Нидерландах для защиты 888-километровой границы было выделено 1000 пограничников. Ответственные лица утверждали, что для нормального патрулирования границы потребуется 18–20 тысяч человек, но государственные служащие, стремясь ограничить расходы, ухватились за идею более гибкого использования пограничного персонала. С января 1939 года людей можно было забирать с участков, где нелегальные проникновения были редкостью, и направлять их в «летучие отряды», которые можно было перебрасывать в более важные районы.
На границах неизбежно отказывали большому количеству беженцев. В странах, где требовалась виза, будь то для всех немцев или только для немецких евреев, политика диктовала отказ во въезде всем, у кого отсутствовали соответствующие документы. В Люксембурге, Нидерландах и Дании, где не было формального требования о выдаче визы, фильтром служил паспорт со штампом «J». Он стал основным критерием, по которому отсеивали потенциальных иммигрантов. Однако даже владельцы обычных немецких паспортов не всегда получали разрешение на въезд. Согласно голландским инструкциям для пограничников от 17 октября 1938 года, немецким евреям без штампа «J» в паспорте отказывали в приеме, поскольку их документы были недействительны. В феврале 1939 года высокопоставленные офицеры выразили сожаление, что на границе трудно остановить супругов-католиков еврейских беженцев, поскольку у них в паспортах на законных основаниях не было красного штампа «J». Поскольку пограничники все еще не всегда могли легко отличить потенциальных беженцев от остальных, им приходилось останавливать или задерживать многих других путешественников. В Дании, судя по всему, пограничники продолжали выявлять нежелательных въезжающих эмпирическим путем и допрашивали тех, чьи предположительно семитские черты лица или странная манера поведения вызывали подозрение, что они желают поселиться в Дании.
В 1939 году пограничный контроль в Западной Европе был усилен, чтобы не допустить проникновения нежелательных беженцев. В декабре 1938 года французские пограничники получили специальное указание отказывать во въезде детям немецких евреев, а в январе 1939 года их примеру последовали бельгийские власти. Голландские, датские и швейцарские власти были готовы сделать то же самое, но официальных инструкций не поступило. Транзитным беженцам, имевшим билет на пароход и въездную визу в зарубежную страну, обычно разрешалось въезжать в страны, граничащие с Германией, для посадки в голландском, бельгийском или французском порту, но поддержка собственных портов и судоходных линий не означала признания властями этих стран бедственного положения беженцев. С апреля 1939 года Франция настаивала на том, чтобы транзитные беженцы перевозились от границы до портов под наблюдением полиции.
Отношение на границе колебалось между прямым отказом во въезде всем немцам со штампом «J» и более дифференцированной политикой, когда решения принимались в индивидуальном порядке. Люксембург и Швейцария были первыми странами, которые начали проводить политику полного отказа. С середины августа 1938 года швейцарские и люксембургские власти приняли ограничительные меры на границе, которые были расширены в Швейцарии 7 сентября и в Люксембурге вскоре после Хрустальной ночи, 25 ноября 1938 года, так что обе границы были полностью закрыты для еврейских беженцев. Дания заняла схожую позицию, а Нидерланды изначально придерживались индивидуального подхода, который не исключал евреев автоматически. До Хрустальной ночи Нидерланды принимали немецких беженцев с документами и средствами на их содержание. Принимали, впрочем, и тех, у кого не было документов, если они могли доказать, что им угрожает смертельная опасность. После Хрустальной ночи даже этот критерий был изменен. Циркуляр Министерства юстиции разъяснил, что принимались только те немецкие беженцы (с документами или без), кто жил вблизи голландской границы и мог доказать наличие непосредственной смертельной опасности. Более того, как и в предыдущих случаях, условия директивы не подлежали огласке, чтобы не спровоцировать волну нового притока «квалифицированных» иммигрантов. Единственными, кто имел еще хоть какие-то шансы на прием, были те, у кого в Нидерландах уже жили родственники, люди, рекомендованные одним из агентств помощи, и дети. Месяц спустя голландское правительство радикально изменило свою пограничную политику и решило, что больше не может принимать такое количество людей. 17 декабря 1938 года министр юстиции отдал приказ закрыть границу для всех, за исключением тех евреев, которым голландские власти уже дали разрешение на въезд. Это означало, что отныне в страну будут пускать только тех, у кого есть разрешение, а всем остальным будет отказано на границе. Это постановление фактически вводило визовую систему для еврейских беженцев из Германии и в некоторой степени неофициально дублировало швейцарскую практику. Теперь больше не принимали даже еврейских беженцев, имеющих достаточные средства к существованию. Исключение составляли только те, кто мог доказать смертельную опасность (а до марта 1939 года – несопровождаемые женщины и дети). Фактически это означало, что в страну отныне пускают только политических беженцев. Вскоре после этого голландские власти пересмотрели эффективность своей политики высылки в приграничном регионе. К январю 1939 года министр юстиции Карел Госелинг решил, что практика простого возвращения беженцев, арестованных в приграничном регионе, не принесла пользы. Эти изгнанники просто возвращались обратно, и поэтому более эффективным был бы официальный механизм экстрадиции по образцу голландско-германского соглашения 1906 года.
Ужесточение дистанционного и пограничного контроля привело к увеличению числа беженцев, пользующихся услугами контрабандистов. Огромные прибыли, которые можно было получить на тайной перевозке людей и товаров через границу, привели к тому, что к 1939 году контрабанда стала более модернизированной и почти профессиональной. Например, на смену традиционным рыбацким лодкам из