Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933 - Ричард Джон Эванс
Вместо революции Эбер хотел парламентской демократии. При сотрудничестве с центристской партией и левыми либералами, теперь переименованными в демократов, Эберт со своими сторонниками в Совете народных делегатов организовал национальные выборы в Учредительное собрание в начале 1919 г., несмотря на оппозицию более радикальных сил, которые хотели, чтобы основу нового порядка составили рабочие и солдатские советы. Многие рядовые избиратели в Германии, независимо от своих политических взглядов, считали, что голосование за три демократические партии является лучшим способом не допустить создания Советской Германии и отвести угрозу большевистской революции. Поэтому неудивительно, что социал-демократы, леволиберальные демократы и центристская партия получили общее большинство на выборах в Учредительное собрание. Оно собралось в начале 1919 г. в немецком городе Веймаре, который давно ассоциировался с жизнью и творчеством немецкого поэта, писателя и драматурга XVIII — начала XIX века Иоганна Вольфганга фон Гёте[200]. Конституция, принятая Собранием 31 июля 1919 г., в целом представляла собой переработанную версию конституции, учреждённой Бисмарком для его нового рейха почти полвека назад[201]. Вместо кайзера появился рейхспрезидент, избираемый народным голосованием, как президент в США. Это не только давало ему право принимать законодательные решения, но и предоставляло широкие чрезвычайные полномочия, определённые в статье 48. В сложные периоды он мог править на основе чрезвычайных полномочий и использовать армию для восстановления порядка в любой области, входящей в федерацию, если считал, что ей угрожала опасность.
Предполагалось, что право действовать на основе чрезвычайных полномочий должно использоваться только в исключительных обстоятельствах. Однако Эберт в роли первого президента республики использовал это право очень вольно и применял его не меньше чем в 136 отдельных случаях. Он отправил в отставку законно избранные правительства в Саксонии и Тюрингии, когда их деятельность, по его мнению, начала провоцировать беспорядки. Ещё более опасным было то, что во время гражданской войны в Руре в 1920 г. он задним числом издал декрет, определявший смертную казнь за нарушения общественного порядка, узаконив таким образом множество казней членов Красной армии, уже проведённых отрядами добровольческих корпусов и регулярной армией[202]. Важно было, что в обоих случаях данные права использовались для устранения угрозы со стороны левых и практически не применялись против правых, которые, по мнению многих, представляли собой гораздо большую угрозу. Фактически не существовало надёжных механизмов, препятствовавших злоупотреблению статьёй 48, поскольку президент мог угрожать своим правом, закреплённым за ним в статье 25, распустить рейхстаг, если тот отклонит его решение. Более того, вынесение очередного постановления можно было представить как свершившийся факт. Можно было создать ситуацию, в которой рейхстагу ничего не оставалось, кроме как одобрить эти постановления (например, хотя таких попыток и не предпринималось, их можно было использовать для запугивания и подавления оппозиции правящей партии). В некоторых обстоятельствах, разумеется, практически не было альтернатив чрезвычайному управлению. Однако статья 48 не включала положений, определяющих окончательное восстановление власти законодательных органов в таких случаях, и Эберт использовал её не только в чрезвычайных ситуациях, но и тогда, когда проведение определённых законов через рейхстаг было бы слишком затруднительным. В конечном счёте чрезмерное, а порой необоснованное использование этой статьи Эбертом расширило её действие до такой степени, что она представляла угрозу демократическим институтам[203].
Вклад Эберта в становлении Веймарской республики был неоспоримым. Вместе с тем он принял много необдуманных компромиссных решений, последствия которых долго преследовали республику в последующие годы. Стремление к плавному переходу от войны к миру заставило его тесно сотрудничать с армией. Взамен он не требовал каких-либо изменений в её глубоко монархическом и ультраконсервативном офицерском корпусе, хотя, конечно, мог бы это сделать в 1918–19 гг. Вместе с тем готовность Эберта идти на компромиссы со старым режимом ничем не могла помочь его сближению с теми, кто сожалел о его гибели. Все годы своего президентства он был объектом безжалостного поношения в правой прессе. Для тех, кто считал, что глава государства должен обладать отстранённым, олимпийским достоинством, далёким от обыденности повседневной жизни, широко растиражированная в газетах фотография приземистого и толстого рейхспрезидента на берегу моря во время отпуска с парой друзей, одетых только в купальные трусы, была насмешкой и оскорблением. Другие противники в скандальной правой прессе пытались дискредитировать его, связывая его имя с финансовыми скандалами. Эберт, возможно необдуманно, реагировал на это, возбудив не меньше 173 дел о клевете, причём ни разу не получил удовлетворения в суде[204]. На слушании уголовного дела в 1924 г., где он пытался призвать к ответственности человека, назвавшего его предателем родины, суд обязал обвиняемого выплатить номинальную сумму в 10 марок, поскольку по решению суда Эберт действительно показал себя предателем, так как в последний год войны поддерживал контакты с бастующими мятежными рабочими в Берлине (хотя на самом деле он делал это, чтобы добиться быстрого и согласованного окончания забастовки)[205]. Непрекращающийся поток ненависти, обрушивавшейся на Эберта со стороны правых экстремистов, имел своим результатом не только подрыв его политического статуса, но и личную усталость, как моральную, так и физическую. Одержимый желанием очистить своё имя от этих обвинений, Эберт не обратил внимания на воспаление аппендикса, с которым медицина того времени легко могла справиться, в результате чего умер в возрасте 54 лет 28 февраля 1925 г.[206]
Последовавшие за этим выборы на пост президента стали катастрофой для демократических сил Веймарской республики. Давали о себе знать губительное влияние политической раздробленности Веймара и недостаток легитимности, поскольку, когда в первом раунде ни один из кандидатов не
