Повседневная жизнь русского средневекового монастыря - Елена Владимировна Романенко
Однажды преподобный Савва, заглянув в окно кельи своего монаха, увидел, что тот творит нечто неподобное, и хотел вразумить его. Но монах, обнаружив непрошеного гостя, схватил его двумя руками за бороду и всю состриг, оставив лишь ее малую часть, а потом бежал. Братия поймали дерзкого инока и привели к Савве. Поставив виновного перед преподобным, монахи спросили своего настоятеля: «Как повелишь отомстить ему?» Он же ответил: «Я и жезлом бью, и под замок сажаю за нарушения монастырского устава и обиды, наносимые инокам, но за свою обиду не подобает мстить»[127]. Согрешивший монах раскаялся в преступлении и до конца жизни прожил в монастыре у преподобного Саввы в полном послушании. Больше пятидесяти лет Савва оставался игуменом. В конце жизни он сильно заболел: его руки «горели огнем». Игумен получал облегчение только когда опускал их в кадку со снегом, которую иноки приносили по его просьбе. Впоследствии святой Пафнутий Боровский, узнав о последних днях тверского игумена, сказал в беседе своим ученикам, что Господь дал святому Савве пострадать в конце жизни, чтобы искупить грех рукоприкладства. Однако другой святой – Иосиф Волоцкий – так не считал. По его мнению, преподобный Савва был жесток тогда, когда надо, и милостив, когда следовало[128].
Вообще, несмотря на богатый опыт, накопленный монашеством за свою длительную историю, каждый игумен сам решал, как ему относиться к нарушителям монастырского благочиния. Одни просто выгоняли нерадивых иноков из монастыря после серьезных проступков, другие до последнего не оставляли надежды исправить согрешающего. Преподобный Иосиф Волоцкий до конца боролся за душу нерадивого монаха. Он говорил: «Если он досаждает или что-нибудь резкое говорит, но ты не оставляй врачевания: если он тебе сегодня враг, то наутро друг будет; если же и наутро врагом будет, но Бог другом тебе будет»[129]. Правда, иногда монахи, не выдержав суровой жизни в монастыре преподобного, сами покидали его. Уходя, они всячески бранили Иосифа и говорили: «Жестоко слово его. Кто может его послушать?»[130].
Преподобный Нил Сорский был строг к самочинникам, он не надеялся на долгие исправления и выгонял из скита. «К таковым не я прихожу, желая начальствовать, – говорил преподобный, – но они, приходя ко мне, понуждают меня на это. Если же и пребывающие у нас не стараются соблюдать это и не послушают слова нашего, что я говорю им от святых Писаний, то я за это ответ дать не хочу – за их самочиние – и я неповинен»[131]. Объяснить эту разницу в подходах двух настоятелей можно тем, что перед ними стояли разные задачи. Преподобный Иосиф был настоятелем общежительного монастыря; в житиях древних святых отцов про таких игуменов говорили, что они детям наставники, потому что под их началом находились разные монахи, часто неопытные или юные, новоначальные. Преподобный Нил был игуменом скита, то есть наставником уже опытных подвижников, примерно равных ему по духовному возрасту. Поэтому не было необходимости долго объяснять им, как надо жить в его пустыни.
Какие наказания существовали в монастырях и за что наказывали? Четко определены были наказания в обители Иосифа Волоцкого. Каждый из монахов знал, сколько поклонов и дней сухоядения он получит в случае своего злонамеренного проступка. Если кто из иноков без благословения настоятеля или келаря брал какую-либо вещь и не покаялся, а был обличен другими монахами, то приравнивался к ворам и наказывался на пять дней сухоядением (хлеб и вода). Под подобное же «запрещение» (наказание) подпадал монах, знавший о преступлении своего собрата, но не донесший об этом настоятелю. Когда же подобное повторялось не один раз, то такой монах наказывался темницей и оковами. В крайнем случае изгоняли из обители. Если в монастыре несколько раз замечали, что кто-то из иноков отлучается из обители и возвращается пьяным, или находили у него в келье «пиянственное питие», то такого монаха в оковах сажали в темницу или изгоняли прочь[132].
Преподобный Кирилл Белозерский основывался в своей игуменской деятельности на «Правилах святых отцов», выписки из которых находятся в одной из его рукописей. Согласно правилам, за непосещение службы без причины монах наказывался сухоядением на шесть дней, кроме того, он должен был совершать по 30 земных поклонов в течение этих дней. За смех и разговоры во время службы инок получал наказание в 12 дней поста и сто ежедневных поклонов. За ложь монах наказывался неделей сухоядения и шестьюдесятью земными поклонами.
За клевету полагалась епитимья в 40 дней сухоядения и 80 ежедневных поклонов, за злопамятство – две недели сухоядения и сто поклонов на день. Существовало даже наказание за ропот на плохую погоду, оно расценивалось как хула на творение Божие: «Похуливше что-любо: дождь, или снег, тварь Божию, – да имат епитимию: 3 дний сухо да ясть, поклона 25»[133]. Однако в Житии Кирилла Белозерского нет ни одного упоминания о том, чтобы преподобный применял какие-либо наказания по отношению к братии.
Преподобный Евфросин Псковский, который любил строгость в монастырской жизни, изгонял из своего монастыря только в нескольких случаях – если кто укорял другого брата, что тот беден и не принес в монастырь никакого вклада, или если кто воздвигал свары против игумена. Такого монаха сначала запирали в темницу, пока не покается. А если монах не смирялся, его после первого, второго и третьего наказания изгоняли из монастыря[134]. Однако митрополит Фотий расценивал изгнание из монастыря как слишком суровое наказание даже в том случае, если монах намеренно уклонялся от исповеди или от святого причастия, и предупреждал в своем послании снетогорского игумена от применения таких мер.
Никакой монастырский устав и дисциплинарные строгости не могли удержать порядок в монастыре, если его не удерживал игумен силой своей личности. В 90-е годы XVI века в Кирилло-Белозерский монастырь прибыл старец Александр, бывший настоятель подворья Кириллова монастыря в Москве. Прихватив с подворья казну и никому не отчитываясь в расходовании средств, он стал строить пустынь (некое подобие малого монастыря) за стенами обители. Здесь он проводил большую часть времени, из монастырского казнохранилища, погребов и из
