Заволоцкая чудь - Пётр Саввич Ефименко
Определить и узнать, что это был за народ Чудь, к какому из финских племен он принадлежал, как далеки были границы его распространения и каков был образ жизни его, для науки возможно даже очень приблизительно. Но для этого надобно много поработать: собрать все то, что он оставил по себе в преданиях народа, в облике, обычаях и языке здешних крестьян, в разного рода вещественных памятниках, а главное, при помощи подробного списка населенных и ненаселенных местностей. К сожалению, в этом направлении здесь весьма мало делается, по недостатку людей понимающих научное значение подобных трудов. Примером равнодушия к научным вопросам может служить тот факт, что на мои «Вопросы о Чуди» с подробной программой, помешенные в 18 № «Губернских Ведомостей» за 1867 г., по получено ни одного ответа, кроме только от тех лиц, к которым я обращался с особенной письменной просьбой. По части собрания народных преданий о Чуди и об оставленных ею вещественных следах, правда, кое-что сделано, как увидим ниже, но зато исследования или открытия разного рода материальных памятников: чудских могил, кладбищ, черепов, кладов, орудия не посчастливилось вовсе; этим делом до сих пор у нас никто не занимался. Надобно полагать, что пробел этот заменится у нас составлением списков нерусских названий местностей. Составив список нерусских названий местностей, мы будем иметь обстоятельный словарь языка этого народа. А как язык народа служит выражением всех его понятий, то специалист-исследователь, имеющий в своих руках словарь чужого народа, может познакомиться не только с внешней стороной народной жизни, с его бытом, но и с совокупностью всех его понятий, насколько они отразились в названиях; одним словом вступать в область духовной жизни неведомого народа. Такой живой словарь, разбросанный на огромном пространстве, имеет своё преимущество перед книжным Словарем, именно в том, что он вместе с тем может служить и указателем географического распространения каждого, исчезнувшего или живого еще племени и передвижений его в разное время, следовательно заключает в себе и частичку истории. Важность собрания нерусских названий местностей некоторые из любителей науки понимали уже давно. Так Крестинин в своей «Истории г. Холмогоры» высказал мысль: «знать посторонний язык, из которого извлечены и присвоены в российский язык имена наших селений, рек и урочищ, необходимо, ибо сим способом открывается нам тот самый древний народ, который занимал Двинскую нашу землю прежде славян великоновгородских, овладевших потом сею землею и её жительством».
К сожалению, к осуществлению такой полезной мысли, высказанной еще в прошедшем столетии, стали стремиться только в позднейшее время, и то немногие. Хотя ученые Шегрен и Кастрен обращали внимание на местные названия нерусского происхождения из Северной и Средней России, но специальных исследований не сделали, и только в настоящее время финнолог Д. П. Европеус, как мы сказали уже, посвятил свои многолетние труды этому предмету, которые обещают принести для науки богатые результаты. Наш Статистический Комитет также способствует этим важным трудам составлением списка русских и нерусских названий местностей, в дополнение к списку населенных мест.
Вот все, что я считал необходимым сказать, отчасти даже повторяя переданное в статье «Вопросы о Чуди» и в докладе моем Статистическому Комитету 10 Мая 1867 года, прежде нежели приступить к сообщению народных преданий о Чуди. Нижеследующие предания, которые я располагаю по уездам, собраны и взяты мною из Архангельских Губернских Ведомостей за все годы их существования, из изданий Статистического Комитета, и других печатных сочинений и статей о губернии, рукописных описаний сельских приходов, составленных для Статистического Комитета местными священниками и сведений лично полученных мною от некоторых лиц, как будет указано в своем месте.
По народным преданиям, существующим в Шенкурском уезде, тамошние коренные обитатели, Чудь, защищая отчаянно свою землю от вторжений новгородцев, ни за что не хотели покориться пришельцам. Услышав и узнав о пришествии новгородцев, туземцы во всяком возвышенном и удобном месте строили крепости и оттуда с остервенением защищались от пришельцев, однако же, им трудно было противостоять стремлению новгородцев, и они должны были уступать одно место за другим. При явной неудаче отпора, некоторые из Чуди бежали в леса, другие добровольно умерщвляли себя копьями и луками, иные со всем своим, имением погребались живыми в глубоких рвах, а некоторые оставались в своих местах. Закапывалась в землю Чудь, по преданию, таким способом: выкапывали ямы, ставили по углам столбики, делали над ними крыши, накладывали на крыши камни и землю, потом сходили в ямы с имуществом и, подрубив подставки, погибала.
Чудских крепостей в Шенкурском уезде весьма много. Так в Заостровском приходе место, где Чудь, по преданию, защищалась от своих неприятелей, находится в 5-ти верстах и называется чудским городком. Городок стоит на высоком угорье; под ним с одной стороны течет речка Нюма, а с другой глубокий ручей, впадающий в Нюму; от плоскости места он обнесен валом выше сажени. Точно такая же крепость находится и в Топецком приходе, на том самом месте, где ныне стоят церкви. В Троицком приходе Чудь вместе с новгородцами вошла в состав Троицкой боярщины. С. Борок также имел свою крепость.
По течению реки Устьи, впадающей в Вагу, на правой стороне её, в Благовещенском приходе, напротив устья Кокшеньги, между двумя




