Очерки культурной истории обуви в России - Мария Терехова
3.3. «Скороход», «Треугольник» и другие: обувь фабричного производства в России
Фабричное производство обуви в России критически отставало от европейского и тем более американского. Хотя первые обувные машины стали появляться у некоторых производителей уже к 1870-м годам (Женская обувь XIX–XX веков 2022: 416), о массовом их использовании речи не шло. Первая крупная фабрика, укомплектованная передовым оборудованием, — «Товарищество Санкт-Петербургского механического производства обуви» (с 1910 года — «Скороход») — появилась в столице в 1882 году. История основания фабрики связана с фирмой Кирштенов — немецких промышленников, владевших производствами резиновой и кожаной обуви в Петербурге с 1830-х годов. Правление Товарищества состояло из пяти главных учредителей — Г. Кирштена, Г. Гейзе, Ф. Утемана, Ф. Краузкопфа, И. Шмидта. Все они были немцами и к тому же входили в правление Товарищества российско-американской резиновой мануфактуры (будущий «Треугольник»). Таким образом, два крупнейших в Петербурге и России в целом производства обуви — кожаной и резиновой — принадлежали одним и тем же людям.
С момента основания «Товарищество Петербургского механического производства обуви» стало образцовым предприятием, руководство которого особенно заботилось о техническом оснащении фабрики. Поскольку американские машины считались лучшими в мире, Товарищество именно их покупало и частично брало в аренду. Кроме того, тесные связи установились с Германией: оттуда поступали и оборудование, и кожевенное сырье, и деревянные колодки новых моделей обуви, оттуда приезжали и квалифицированные специалисты. Даже делопроизводство на фабрике велось на немецком языке. Дисциплину на производстве также можно назвать «немецкой»: за нарушения работникам грозила строгая система штрафов и взысканий. Впрочем, описания «зверств немецких капиталистов» в официальных изданиях по истории фабрики, появившихся уже в советское время (История фабрики «Скороход» 1969), едва ли соответствовали действительности: заработная плата на предприятии была относительно высокой, существовали «пенсионная касса» и «Фонд вспомоществования» для служащих, а также страховка от несчастных случаев для рабочих[24]. Еще в 1884 году Товарищество наладило выпуск летней обуви марки «реформа» — на облегченной подошве с рифлением узора «елочка». Туфли пользовались большой популярностью и спросом — за небывалую легкость и прочность в народе модель прозвали «скороходами». В 1910 году Товарищество официально приняло название своей самой известной модели. Так появилась фабрика «Скороход» со своим знаменитым логотипом, мало изменившимся и в советские годы.
Рекламное объявление Товарищества С.-Петербургского механического производства обуви. Санкт-Петербург, 1900-е
«Скороход» был, говоря современным языком маркетинга, «динамично развивающейся компанией»: производственные мощности расширялись, помимо обувной фабрики открылось собственное кожевенное производство и появилась сеть отделений-представительств в провинции. О качестве изделий говорят как многочисленные награды на выставках, в том числе международных, так и экспорт обуви «Скорохода» в Германию, где российская продукция выдерживала конкуренцию с местными производителями. Руководство фабрики не только добивалось финансовых и производственных успехов, но и демонстрировало тонкое понимание потребностей рынка и покупателя. Так, существовало несколько ценовых категорий, ориентированных на разные группы покупателей, причем эти аудитории не пересекались даже территориально: массовый недорогой товар продавался через многочисленных торговых посредников, в частности через крупнейшую в России торговую фирму «Леопольд Нейшеллер», а дорогая модельная обувь для более взыскательной публики — в фирменных магазинах фабрики в Петербурге.
Постепенно механическим оборудованием обзаводились и другие обувные производства, но доля ручного труда по-прежнему оставалась очень велика. Даже «Скороход» — флагман российского механического производства обуви — тесно сотрудничал с кустарями-надомниками, делавшими для фабрики заготовки деталей, которые впоследствии сшивались в цехе. В 1910–1911 годах американским и немецким оборудованием была укомплектована крупная «Невская фабрика механического производства обуви», во время Первой мировой войны получившая название «Победа» (Каневский 2004: 145).
Рекламный плакат акционерного общества «К. Эрманс и Ко». Москва, 1900-е.
Рекламный плакат Т. Р. А. Р. М. Санкт-Петербург, 1890-е — первая половина 1900-х
В 1916 году в России действовало 110 обувных фабрик, в основном небольших и по-прежнему сохранявших значительную долю ручного труда. В целом наибольшее их число приходилось на Петроград, Москву и Варшаву. В каждом из этих городов фабрики имели свою специализацию. Экономист Степан Гулишамбаров писал в 1902 году:
Москва поставляет на русский рынок наибольшее количество обуви, шаблонной, грубой, но крепкой и не фасонистой. Варшавская обувь менее прочная, но более дешевая и более легкая и изящная; она готовится преимущественно из заграничного товара и имеет сравнительно ограниченный сбыт (Гулишамбаров 1902: 97).
Обувь для обуви
Лидером в производстве резиновой обуви (а точнее, «обуви для обуви», ведь галоши[25] надевались на кожаные туфли или ботинки) стало основанное в 1860 году в Санкт-Петербурге Товарищество российско-американской резиновой мануфактуры (Т. Р. А. Р.М).
Первая резиновая фабрика в России появилась в 1832 году (Агаянц 2007: 3) — еще до того как американский изобретатель Чарльз Гудьир запатентовал революционную для отрасли технологию вулканизации резины, благодаря которой изделия из природного каучука становились крепче и долговечнее. Однако долгое время резиновые галоши оставались скорее экзотикой, уступая по распространенности защитным изделиям из дерева и кожи (клоги, паттены). Именно о кожаных галошах идет речь в повести Владимира Соллогуба «История двух калош», опубликованной в 1839 году в журнале «Отечественные записки»:
Бедные калоши! Люди, которые им исключительно обязаны тем, что они находятся на приличной ноге в большом свете, прячут их со стыдом и неблагодарностью в уголках передней; а там они, бедные, лежат забрызганные, затоптанные, в обществе лакеев, без всякого уважения (Соллогуб 1839).
Ситуация изменилась в 1860-х годах: Т. Р. А. Р. М. в короткие сроки наладил действительно массовый выпуск резиновых галош: в 1860–1861 годах произвели 220–223 тысячи пар, а в 1880 году — более двух миллионов пар — внушительные показатели для того времени (Указатель Санкт-Петербургской выставки 1861: 58–60). По своим защитным качествам резиновые галоши значительно превосходили кожаные и, что не менее важно, стоили меньше. И все же моментального перехода горожан «на резину» не случилось: кожаные галоши оставались в быту вплоть до начала XX века (Мюр и Мерилиз 1913: 4), хоть и приобрели со временем негативную коннотацию, связанную с отсталостью и консерватизмом. Такие галоши, по всей видимости, носил и учитель греческого языка Беликов, персонаж чеховского рассказа «Человек в футляре». Когда автор пишет, что он «покатился вниз по лестнице, гремя своими калошами», читателю становится ясно: галоши на нем были именно кожаные, ведь эластичные резиновые не могли греметь. О другом малоприятном чеховском персонаже — действительном статском советнике Кукушкине в «Рассказе неизвестного человека» —
