Биология в фокусе. Естественные отделения университетов Российской империи (1830–1900) - Екатерина Юрьевна Жарова

утвержден еще в 1820 г. и не имел этой кафедры в структуре класса естественных наук (там существовали только кафедры естественной истории вообще и в особенности ботаники и естественной истории вообще и в особенности минералогии). Об открытии этой кафедры университет ходатайствовал в министерство в 1841 г., подчеркивая, что «весьма ощутителен в Дерптском университете недостаток, состоящий в том, что по уставу оного не назначено особой кафедры для зоологии, ибо, не говоря уже о том, что при таковом положении дела учащиеся в университете лишаются возможности преимущественно посвятить себя изучению этой важной науки, она составляет, по связи с сравнительной анатомией, существенную принадлежность полного медицинского курса и входит в состав вспомогательных наук, для посвящающих себя сельскому хозяйству и ветеринарному искусству»[640]. До этого зоологию преподавал назначенный с разрешения министра частный преподаватель (в 1822–1836 гг. зоология преподавалась профессорами медицинского факультета, а в 1836 г. для этой цели директором Зоологического музея был нанят кандидат зоологии Герман Мартин Асмус), но «эта мера оказалась не вполне удовлетворительной». Для учреждения новой кафедры требовались средства, поэтому министр С. С. Уваров пообещал Дерптскому университету открыть таковую при первой возможности, которая представилась только в 1844 г. (кафедру занял Адольф Эдуард Грубе, ученик К. М. Бэра, по его рекомендации).

Московский и Санкт-Петербургский университеты не испытывали проблем с замещением двух кафедр биологического профиля на физико-математическом факультете (по уставу 1835 г. – втором отделении философского факультета). Кафедру ботаники Московского университета после отъезда М. А. Максимовича в Киев занял сын профессора зоологии А. Г. Фишер фон Вальдгейм, кафедру зоологии – давно работавший в университете ученик Г. И. Фишера, выпускник Медико-хирургической академии А. Л. Ловецкий. Н. И. Пирогов, который учился у него, когда тот был еще адъюнктом, дал ему нелестную характеристику: «…curiosum своего рода, Алекс<ей> Леонтьев<ич> Ловецкий, адъюнкт знаменитого Фишера, проф<ессор> естественной истории на медицинском факультете, делает с нами ботанические экскурсии на Воробьевых горах, то есть гуляет, срывает несколько цветков, называет их по имени, а когда мы приносим ему нашу находку и просим определить растение, мы уже знаем по опыту, что ответ один: „Отдайте их моему кучеру, я потом дома у себя определю“. Этот же ученый вдруг возжелал демонстрировать на лекции половые органы петуха и курицы (прежде за ним этого не водилось, – он демонстрировал иногда только картинки). Помощник его приготовляет ему препарат для демонстрации. Препарат лежит на тарелке, обвернутой вокруг салфеткою. Алексей Леонтьевич берет тарелку и, не отнимая салфетки, объясняет своей аудитории устройство половых органов петуха; но на самой средине демонстрации помощник, сконфуженный и изумленный, приближается к нему и говорит вполголоса:

– Алексей Леонтьевич! Ведь это курица.

– Как курица? Разве я не велел вам приготовить петуха?

Со стороны помощника возражения; аудитория чрезвычайно довольна сюрпризом»[641].

А. Л. Ловецкий был представителем поколения русских профессоров, окончивших университеты в 1800–1810‑х гг. и занимавших кафедры в 1820‑е и 1830‑е гг. Многие из них не имели ученых степеней и были выходцами из духовного сословия, поэтому занимали кафедры в достаточно зрелом возрасте. К этому поколению следует отнести В. И. Тимьянского (стал профессором в 32 года), В. М. Черняева (32), А. Л. Ловецкого (41), Я. Г. Зембницкого (38), А. В. Ржевского (41, по другим данным 36), А. Л. Андржейовского (стал адъюнктом в 49 лет). Происхождение последнего неизвестно, все остальные, кроме В. И. Тимьянского (из обер-офицерских детей), были сыновьями священнослужителей. Только А. Л. Ловецкий имел ученую степень доктора медицины, В. М. Черняев был кандидатом медицины, В. И. Тимьянский – магистром физико-математических наук.

Представители поколения, пришедшего в университеты в 1810–1820‑е гг., в большинстве своем вышли в отставку в 1820‑е или к концу 1830‑х гг., лишь В. М. Черняев состоял профессором ботаники Харьковского университета до 1857 г. и, даже выйдя в отставку, поддерживал связь с университетом. Случай В. М. Черняева довольно уникален, потому что устав 1835 г. требовал наличия докторской степени для занятия места профессора. Именно поэтому основная масса магистров не смогла остаться в университетах после принятия устава 1835 г. При этом чистка, проведенная С. С. Уваровым, оказалась успешной: «Материальное обеспечение реформы, разработанные Уваровым критерии соответствия должности профессора, а главное, настойчивость в проведении требований Устава в жизнь в сочетании с проявляемой министром народного просвещения гибкостью стали залогом успеха проведенной кадровой чистки»[642].

При этом имелись и негативные последствия чистки, так как кафедры заняли свежие кадры Профессорского института – молодые профессора одного поколения: «Такое радикальное обновление персонала в сочетании с высоким уровнем подготовки новых профессоров, безусловно, способствовало процветанию университетов. Однако 20–30 и даже 50 лет спустя эта политика продолжала влиять на возрастную структуру российских профессоров и способствовать кадровому кризису в университетах. Даже частично проведенная массовая смена профессоров во многом ослабила корпоративные приемы постепенной ротации кадров»[643].

Возвращаясь к замещению кафедр после принятия устава 1835 г., отметим, что кафедра зоологии Московского университета одновременно с А. Л. Ловецким имела еще одного преподавателя, в 1837–1842 гг. адъюнкта, затем профессора, К. Ф. Рулье.

К. Ф. Рулье был представителем другого поколения профессоров, которое пришло в университеты преимущественно в 1830‑е гг. Все они имели разное происхождение, но их объединяло то, что они, во-первых, прошли зарубежные стажировки (К. Ф. Рулье не был студентом Профессорского института, но в 1841 г. он совершил заграничную поездку, во время которой посетил многие университеты Германии и Бельгии и слушал лекции известных профессоров), во-вторых, все получили ученые степени и имели высокую научную подготовку и занимали кафедры довольно длительное время – до конца 1850‑х гг. Следует отметить, что из тридцати трех профессоров и адъюнктов второй четверти XIX в. шестнадцать (48,5%) прошли зарубежные стажировки, хотя четверо из них путешествовали по Европе до 1820‑х гг. (И. А. Двигубский, А. В. Ржевский, Э. И. Эйхвальд, В. Г. Бессер).

И. О. Шиховский пришел на кафедру ботаники Московского университета уже в зрелом возрасте (он был самым старшим среди студентов-биологов Профессорского института), ему было 35 лет. Ординарным профессором по ней был А. Г. Фишер, который был на год моложе Шиховского, поэтому надежд на скорое профессорство у него не было. Удача улыбнулась ему, когда в 1840 г. он был перемещен на кафедру ботаники Санкт-Петербургского университета. П. П. Семенов-Тян-Шанский, учившийся у И. О. Шиховского в Петербурге, считал его человеком не особенно даровитым и не умевшим достаточно связно излагать свой предмет, но глубоко преданным своей науке, хорошо ее знавшим и необыкновенно гуманным и доступным. «Он предоставлял студентам широкий простор пользоваться гербарием, библиотекою