Меняя формат Судьбы - Татьяна Александровна Алюшина
– Подожди, а ты что, подала к тому моменту документы на усыновление? – поставив на стол миску с салатом, спросил Сан Саныч.
– В том-то и дело, что ещё нет, потому что требовалось сначала оформить отказ биологических родственников от ребёнка.
– А твой муж, что он думал про усыновление? – вернувшись к столешнице и занявшись заправкой спагетти, выяснял с огромным интересом Вольский.
– Егор вообще молодец, – снова непроизвольно погружаясь в далёкие переживания, делилась с Александром сложными моментами тех дней Даша. – Когда я ему рассказала про Павлушу, привела в отделение и показала малыша, он дал согласие на усыновление мальчика, – на этом моменте Дашка иронично хмыкнула: – Вернее, скажем так, он согласился, и, как мне показалось по виду, так даже вполне добровольно. Просто я в тот период всех родных замучила своей целенаправленностью и зацикленностью исключительно на тему усыновления, заодно и загружая всех своими страхами, что у меня заберут Павлушку.
– Но всё ведь получилось, – напомнил ей ободряюще Вольский.
Он принёс и поставил на стол большую фарфоровую миску, исходящую паром от макарон, чудесным ароматом морепродуктов, тонкой нотки сыра и соуса, которыми они были заправлены.
– Давай пробовать, пока горячие, – поторопил Сан Саныч, накладывая в тарелку Дарьи специальными парными ложками для макарон щедрую порцию.
– Спасибо, – поблагодарила она – не быстренькой мимолётной благодарностью за еду, а вдумчивой, весомой за всё сразу: за его деликатное понимание, за терпение, ну и за спагетти, само собой. – Ум-м-м… – протянула Дарья от удовольствия, попробовав первую порцию, – очень вкусно получилось. Ко всем твоим талантам, Сан Саныч, как то: мужскому природному обаянию, мужской стати и харизме, к офигенным способностям в любовных делах, героической натуре спасителя девушек, а заодно с ними и весь мир в придачу, – ты ещё и знатный кулинар, оказывается.
– Да, – кивнул Вольский, выдерживая нарочитую серьёзность, соглашаясь с её характеристиками. – Я такой.
– А то ж, – покивала со значением Дарья.
– Кстати, – подивился Саныч, попробовав то, что сам и приготовил, – действительно вкусно получилось.
– Ну, я же говорю: талант.
– Ты тоже поучаствовала в приготовлении, – напомнил ей Вольский.
– Угу, – промычала, соглашаясь, Дарья, справляясь с очередной порцией макарон, – мешала ложкой кипяток, в котором они варились.
– Ну… – хмыкнул, посмеиваясь её шутке Саня, – тоже дело ответственное. – И задал следующий вопрос, возвращающий их к Дашиному повествованию: – Можешь дальше рассказывать, или тяжело и закроем тему?
– Да про всё самое страшное и тяжёлое я уже, в принципе, рассказала, – ответила Дарья. – Если не считать непростой и долгий этап выздоровления и полной реабилитации Павлика, который нам пришлось с ним пройти, но это уже будни.
– А с мужем почему развелись, если у вас всё так ровно получилось? – не скрывал своего интереса к её истории Вольский.
– Да банально всё, – неопределённо пожала плечами Дарья. – Семья – если она, конечно, семья в полном смысле, а не просто два человека болтаются рядом, потому что им так удобно, – это история договорная и командная. И для того, чтобы дуэт состоялся, требуется разговаривать и договариваться обо всём с самого начала, даже об обычных бытовых мелочах. А когда один уверен, что надо жить по таким вот правилам и установкам, к которым он привык, и партнёр обязан их придерживаться и исполнять, при этом вы даже не обсуждали ни этих правил, ни порядков ведения быта и ни о чём не договаривались, а второй, в свою очередь, так же уверен, что вы по умолчанию должны жить по его правилам и установкам, то, понятно, что ни хрена не получится. Мы с Егором, конечно, ни фига этого не понимали и даже не думали, не рассуждали в эту строну: мы были очень молодыми, когда поженились, оба повёрнуты на профессии, ужасно много учились и работали и, по сути, друг друга практически не знали. Если нам удалось нормально и без спешки пообщаться и вдумчиво, спокойно поговорить о важных делах только через пять лет совместной жизни – это бред, конечно. – Дарья усмехнулась скептически: – А второй раз вот так же спокойно и вдумчиво поговорить мы смогли, когда решили разводиться. И тогда многое прояснили. Например, Егор признался, что ему было проще согласиться с моей идеей об усыновлении, чем что-то объяснять и высказывать свои сомнения. При этом он был уверен, что мы обсуждаем какую-то далёкую перспективу на будущее, его-то в принципе вполне устраивала жизнь и без детей, при таком-то графике работы. А для меня это его признание стало неприятным открытием и в какой-то степени даже шоком: я же думала, что мы на одной волне и он так же, как я, переживает на эту тему. Но, когда факт усыновления и появление Павлика в нашей жизни уже свершились, Егор возражать не стал и принял это обстоятельство. Вот только принять самого Павлушу у него не получилось.
– В каком смысле не получилось? – не понял Саныч.
– В самом прямом. Есть мужчины, которые не могут воспринимать и принять чужого ребёнка как своего, как бы сильно при этом они ни любили его мать. Это такой атавизм в некотором роде, на уровне глубинной, первобытной памяти и генетического отбора. Вот и Егор не смог. Он даже долго держать Павлика на руках не мог, настолько в нём всё противилось этому малышу.
– Фиговая какая-то генетика, – дал оценку Вольский.
– Бывает. Но, честно сказать, – признавалась в глубоко личных моментах Дарья, – для меня это его неприятие и даже отторжение Павлика стало освобождением. Я не чувствовала и не видела его отцом Павлуши, тем человеком, который будет любить моего ребёнка по-настоящему, по-отцовски, как своего родного. И, видя, насколько сильно я люблю малыша, и понимая, что у него к нему идёт отторжение, Егор предложил мне развестись.
– Сильно переживала? – Сан Саныч внимательно всмотрелся в её лицо.
– Ну, наше расставание не стало для меня прямо кровью, душевной болью, обидой и рыданием в коленки. Но переживала, конечно, всё-таки шесть лет мы прожили вместе. Егор – хороший человек, надёжный друг и отличный врач. И я ему бесконечно благодарна за то, что он помог мне усыновить Павлушу и всерьёз, не отлынивая помогал во всех организационных моментах и во всех оформлениях документов. Это было очень сильно, по-человечески и по-мужски благородно. У меня нет и не может быть никаких поводов за что-то его упрекать или обижаться на него. Более того, мы с ним остались хорошими друзьями, и для нас обоих это важно, – завершила она свой рассказ на задумчивой ноте. И вдруг как-то так встряхнулась, словно
