Меняя формат Судьбы - Татьяна Александровна Алюшина
– Э-эм-м… – призадумавшись, как ответить, протянула несколько растерянно Дарья. – Где отец Павлика – я не знаю. Я его отца вообще-то не знаю, – и, увидев, как недоумённо-вопросительно поднимаются вверх брови Сан Саныча от столь неоднозначного заявления, она торопливо пояснила, разведя ладони в стороны: – Ну, как не знаю: самую важную информацию о нём я знаю, но я его никогда не видела.
– О как! – не удержался-таки от восклицания Вольский. – Сильно.
– Ну да, вот так, – кивнула, соглашаясь с его оценкой, Дарья и добавила ещё кое-что для его размышлений: – А с мужем да, мы разошлись.
– Объяснишь? – посмотрел на неё Саныч.
– Да, в общем-то, причина нашего развода вполне прозаическая. Павлик у нас приёмный, – объяснила главный момент этой самой причины Дарья. – Но эту информацию знает очень ограниченное количество людей. И Павлуше об этом я скажу, когда ему стукнет лет двадцать, не раньше. Конечно, как человек, изучавший детскую психологию, я знаю, что детям о том, что они приёмные, лучше говорить в раннем детстве, когда они легче воспринимают подобную информацию, особенно если делать упор на то, как сильно вы его любите, чтобы не нанести психологическую травму. Но в нашем случае всё немного иначе, чем обычно: дело в том, что Павлуша – абсолютно мой ребёнок.
– Стоп, – покрутил резко головой Сан Саныч, обозначая своё недоумение. – Подожди, ты меня запутала. Так Павлик приёмный или твой родной сын? Ты что, проходила ЭКО?
– Нет, не ЭКО. – Дарья посмотрела на него, перемолчала пару мгновений и решилась объяснить всё как есть.
Вольский прямо почувствовал и увидел момент, в который она приняла решение честно разъяснить ему всё до конца. Довериться и посвятить в какую-то очень личную и непростую свою историю.
– Начать надо всё-таки не с Павла, а с моего бывшего мужа, Егора Октябрьского. Мы познакомились в медицинском универе, я была на втором курсе педиатрии, а он на четвёртом, на лечебном факультете по специальности нейрохирургии. А познакомились, потому что оба получали параллельно вторую специальность, для чего требовалось особое разрешение ректора, вот в его приёмной мы с Егором и встретились. Разговорились и как-то сразу сдружились. А поскольку Егор поступил после медколледжа и службы в армии, а я после колледжа, и были мы оба уже не подростками, а вполне себе осмысленными людьми, как нам тогда казалось, вот и решили пожениться. Мы имели дипломы фельдшеров и лицензию на ведение медицинской практики, и оба постоянно подрабатывали в любую свободную минуту и практически не виделись. Так и жили. Но, что удивительно, мы с Егором как-то сразу заговорили о детях: сходясь на том, что хотим малышей, и не меньше троих. Но ведь не скажешь в универе и на работе: «Дайте нам отпуск по зачатию», поэтому постоянно отодвигали этот вопрос хотя бы до окончания университета. Универ закончился. У меня началась следующая учёба, а у Егора такая пахота, что он домой буквально приползал, и то не каждый день, часто оставаясь спать прямо на работе. Ты же знаешь, как бывает в коллективе, когда туда приходит новичок, особенно если за ним никто не стоит и его не протежирует какой-нибудь ресурсный родственник, простой человек, как говорится, без имени, «ноунейм», эдакий Иван Иваныч Иванов.
– Иван Иванович Иванов, – мягко улыбнувшись, повторил за ней Сан Саныч. – Был советским лётчиком, который в составе боевого звена двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года в четыре утра двадцать пять минут вступил в воздушный бой с врагом, превосходившим численностью и силой наших лётчиков. Он был первым в мире лётчиком, который после того, как у него закончились все боезапасы, пошёл на таран вражеского самолёта и погиб смертью храбрых. В сорок третьем году за этот подвиг ему присвоили звание Героя Советского Союза посмертно, а его родным вручили Звезду героя. Такой вот наш российский ноунейм.
– Обалдеть, – потрясённо покачала головой Дарья. – Я об этом факте даже не слышала никогда.
– Вообще мало кто слышал да и знает, – пояснил Сан Саныч, – хотя эта информация в открытом доступе. Но я тебя отвлёк, – вернул он Дашу к её рассказу. – Ты остановилась на том, что новичку непросто в коллективе.
– Ну, как ты сам понимаешь: коллектив коллективу рознь, но, как правило, на молодого ординатора сваливают всю муторную работу, бумажные дела, которые откладывали в дальний ящик годами, бо́льшую часть ночных дежурств и дежурства в праздники, как и все подмены и так далее. Мы снова практически не виделись. Но однажды оба «взбрыкнули» на своих учёбах и работах, взяли отпуск одновременно чуть ли не в ультимативном порядке и уехали в Карелию, чтобы нас гарантированно никто не нашёл и не выдернул на работу затыкать очередные дырки и авралы. И вот там нормально, никуда не спеша, поговорили, наверное, впервые в нашей совместной жизни. Многое обсудили и внезапно обнаружили поразивший нас обоих факт, что вот уже пять лет мы вместе, а детей-то у нас так и не случилось. По возвращении в Москву прошли глубокое обследование и выяснили, что и Егор, и я абсолютно здоровы и не имеем никаких противопоказаний, чтобы не стать родителями. Приняли решение форсировать этот вопрос, прошли укрепляющую терапию, и ничего. Это было очень странно. Сделали более глубокое, расширенное обследование – результат тот же: оба совершенно здоровы и никаких проблем в части зачатия не имеем. Тогда мы с Егором решили, что напрягать себя этим вопросом больше не станем: получится – получится, а нет, так усыновим ребёночка.
– Какое-то сильно радикальное решение для двух молодых и здоровых людей, – выказал сомнение Сан Саныч, – вам же не под сороковник обоим было.
– Ты знаешь, надо честно признаться, что инициатором этого предложения выступила я. К тому же мы вроде как говорили об усыновлении риторически, на будущее, а я взяла и форсировала эту историю, – признала Дарья за собой этот момент. – Я же тогда работала в перинатальном центре, и через мои руки проходило очень много грудничков, в том числе и отказников. А уж кому как не мне знать, что для младенца жизненно необходимы тактильные ощущения: объятия, чтобы его ручки-ножки гладили, давали поцепляться пальчиками за родителя, чтобы укачивали, целовали, усюсюшки всякие шептали и разговоры, то есть голос мамочки. Это то, что даёт младенцу чувство защищённости и формирует правильные нейронные связи в его мозгу, по сути, развивая сам мозг. Ну и, понятное дело, что я «залипала» на этих брошенных детках. Вот и предложила Егору подать документы на нас как
