Бывший муж. Я хочу нас вернуть - Анастасия Дмитриевна Петрова
Саша возвращается быстро, приносит упаковку ветчины и сыра. Воду, как просил ребенок. Благо аппетит у нее хороший, и говорят, что если у ребенка есть аппетит, то он обязательно пойдет на поправку.
Я верю в это.
Пока не началась посадка, чувствую, что чувства накатывают. Саша с Дашей о чем-то болтают, она даже смеется. А меня кроет.
Такие вещи не происходят просто так, говорят, что нужно контролировать свои эмоции, но не всегда получается.
Я сбегаю в уборную, где разрешаю себе выплакаться. Только там, сидя на крышке унитаза, осознаю, как же мне страшно на самом деле.
Страшно возвращаться в Москву, страшно идти по врачам, страшно, что не смогу все держать под контролем.
За пять лет я научилась, что можно решить любой вопрос. Но жизнь, по всем ее канонам, показывает обратную сторону медали.
Вдоволь наплакавшись, я выхожу из уборной, подтирая тушь салфеткой. Сама не понимаю, как оказываюсь вжата в стальное тело.
— Юля…
Нужно отойти. Сделать шаг назад. Это неправильно.
Но я тоже девочка, которая иногда может дать слабину.
Его руки начинаю поглаживать мою спину вдоль лопаток. Я дергаюсь от прикосновения, словно кожу, даже через ткань, обжигает.
— Не нужно.
— Нужно, Юль. Если тебе плохо, скажи мне. Я помогу.
Господи… Как ты поможешь? Ты не смог этого сделать тогда, пять лет назад. Когда я тебе прямым текстом кричала, как мне плохо, что я умираю внутри нашего брака.
Теперь уж ты точно не помощник в таких щепетильных делах…
Я отстраняюсь, выходя словно из морока.
— Саш, пожалуйста, держи дистанцию. Ты нужен Даше, но не мне.
Глава 20
Юля
Смотрю на него твердо, а место между лопаток все еще будто чувствует его руку.
— А что если… — он не торопится уходить, но и договаривать тоже.
Глаза мужчины смотрят испепеляюще, но без той агрессии, какую я напоследок так ярко запомнила.
— Я тебя понял, неважно, — спустя паузу он отмахивается и все же озвучивает: — Больше не повторится, извини…
Он резко разворачивается, а я остаюсь в каком-то сумбуре. Даже стеклянная матовая стена, в которой я вижу свое смазанное отражение, транслирует собственное замешательство.
Вновь веду глазами на его фигуру, лавирующую между другими пассажирами, и даже не хочу понимать, что это было.
Но услышать «извини» из уст Озерова — это что-то запредельное. Я даже и не помню, когда вообще в последний раз видела эту искренность и слышала подобное.
Отгоняю непрошенные мысли и тоже возвращаюсь к нашим местам. Когда дохожу до места, вижу, что Даша лежит на коленях Саши, а сам он, подперев подбородок, смотрит в панорамные окна аэропорта с задумчивым видом.
Отчего-то эта картинка одновременно веет и теплом, и тоской, но мне совсем не хочется нарушать это мгновение. Только Озеров словно чувствует и оборачивается на меня. В его уверенном взгляде сейчас будто груз всего мира, и он даже не пытается скрыть. Осматривает меня, задерживается на лице, потом ведет по фигуре, а потом замечаю, как он слегка усмехается. Но в этой усмешке нет того его нахальства.
В ней что-то иное.
— Она уснула, — наконец, он шепчет, поглаживая Дашу по волосам.
Эта нежность по отношению к ребенку…я и забыла как отрадно видеть эти отцовские проявления. Карина вдоволь их чувствовала, а Даша всегда была лишена, хотя ей, по существу, требовалась бОльшая доза нежности и заботы.
— Надеюсь, это потому что во сне она восстановится быстрее, — шепчу я, садясь рядом с ними.
— Все будет хорошо, Юля. — уверенно отвечает Озеров: — Не нагнетай сама себе.
Киваю, потому что спорить бесполезно и кичиться тем, что я стала другая… Когда вопрос касается детей, плевать какой ты. Ты переживаешь вне зависимости от возраста, характера, силы воли и закалки.
— Спасибо. — вероятно впервые за долгое время, здесь в Петербурге между нами диалог на протяжении столь долгого времени.
Признаться, от этого еще страшнее возвращаться туда, где было адски больно, непонятно и тяжело.
Звучит объявление о посадке на наш рейс, и Саша аккуратно берет Дашу на руки, пока я суечусь рядом с вещами.
— Оставь, я сейчас позову сотрудников, — тут же командует Озеров.
— Я могу… — хочу ему возразить, что докачу все чемоданы, но он уже идет к стойке, чтобы кивком головы указать на меня.
Едва уловимая улыбка тянется на губах, потому что такое уже было однажды. Когда еще у нас не было детей, а Саша всегда был при деньгах и связях. Он не требовал тотального вылизывания его пятой точки от всех сотрудников и сервисов, с кем имел дело. Однако, властные нотки, да и поведение, в целом, было заложено в нем на генетическом уровне. Мы тогда летели отдыхать, кажется, это была или Доминикана или Мальдивы.
И он демонстрировал мне все прелести нашего немного привилегированного положения.
Через секунду около меня оказывается телега, на которую услужливый персонал складывает наши чемоданы. Благодарю их и иду вслед за Сашей. Когда оказываюсь в салоне, то вижу, что он уже удобно устроил Дашу на сиденье. Она уже не спит, но все равно вялая, и видимо пытается дремать.
— Садись рядом с ней, — командует он, а сам уже двигается по проходу куда-то.
— А твое место не рядом? — спрашиваю я на автопилоте, наблюдая за тем, как он отдаляется.
Он ведь ничего не говорил про разные места. Озеров оборачивается, и невзирая на остальных людей, приподнимает уголок губ.
— Рядом. — на секунду замолкает, пронзая своим нечитаемым взглядом: — Правда, не настолько, насколько этого бы хотелось, — отвечает он, заставляя меня от шока даже выронить сумочку.
Мужчина продолжает свое движение куда-то ближе к задней части самолета, а я резко сажусь в кресло, чтобы скрыться. Полностью диссонансное состояние, потому как разум и орган в груди работают врозь впервые за пять лет. И нет, сердце не трепещет, как раньше. Оно просто-напросто сбито с толку.
Судорожно поднимаю свою вещь с пола и перевариваю слова, которые не должны значить ровным счетом ничего.
Зачем он это делает?
Он не одинок, и у каждого из нас своя жизнь… Пара месяцев
