Жестокие игры - Диксон Уиллоу
Или, может быть, я неправильно все запомнил, и весь этот разговор был каким-то сном после сотрясения мозга. Может быть, он просто отнес меня обратно в постель, и не было никаких разговоров, проверки травм или заверений, что он мне верит и найдет того, кто пытался меня убить, потому что я для него важен.
Но я не важен, на самом деле. Он сказал, что нападение на меня — это нападение на него, но не потому, что ему не все равно, что кто-то пытался меня убить. Он обижен только потому, что моя мама вышла замуж за его семью, а мужчины из семьи Хоторн одержимы защитой своего ближайшего окружения.
Ему плевать на меня и мое благополучие. Он просто злится, что кто-то посягнул на то, что он считает своим.
Со стоном я переворачиваюсь на спину и смотрю на богато украшенный резной потолок и нелепую люстру, висящую над моей кроватью.
Я не имею понятия, который сейчас час, но урчание в животе подсказывает мне, что уже, по крайней мере, полдень. Мне следует попробовать что-нибудь съесть, но я едва дошел до ванной, не потеряв сознание. Я ни за что не дойду до столовой.
И даже если бы смог, сомневаюсь, что сейчас смог бы что-нибудь удержать в желудке. Я голоден, но мне также кажется, что меня стошнит, если я буду двигаться слишком быстро или пытаться делать что-то, кроме как лежать на спине, как инвалид.
В дверь резко стучат.
— Да? — отвечаю я и морщусь, потому что мой собственный голос причиняет боль голове. — Дверь открыта.
Я чуть не теряю дар речи, когда дверь распахивается и в комнату входит Уильям, одетый в латексный костюм французской горничной с высокими сапогами на каблуках, маленькой белой кружевной шапочкой и крошечной юбкой с разрезом сбоку.
Я настолько отвлечен его нарядом, что мне требуется секунда, чтобы заметить поднос, который он держит в руках.
— Да? — спрашиваю я, когда нахожу свой голос.
— Меня прислал Киллиан, — говорит он монотонным голосом, а его выражение лица холодное, как Арктика.
Я могу только смотреть, как он ковыляет в комнату и останавливается возле кофейного столика. На нем толстые каблуки, но они не менее семи сантиметров, и он явно не привык к ним.
— Ты хочешь, чтобы я поставил это здесь или там?
— Что это? — спрашиваю я, все еще полностью ошеломленный его нарядом.
Это наказание за что-то? Должно быть, да? Почему же еще он это носит?
— Еда, — говорит он, как будто я глупый.
— Еда? — спрашиваю я, фактически подтверждая его предположения.
— Да. — Он смотрит то на кофейный столик, то на мою кровать. — Ты хочешь это здесь или там? — повторяет он.
— Здесь, — говорю я, все еще не до конца понимая, что происходит.
Он шатается, и скрип латексного костюма становится громче, чем ближе он подходит.
— Киллиан тебя послал? — спрашиваю я, когда он ставит поднос на мой прикроватный столик.
Он кивает.
Я бросаю взгляд на поднос. На нем стоит серебряный термос, коричневый бумажный пакет, наполненный чем-то, две большие бутылки воды и тарелка с тостами с маслом.
— Тебе еще что-нибудь нужно? Он сказал мне принести тебе все, что тебе понадобится.
Я моргаю, глядя на него. Что, черт возьми, происходит? Это часть того, что Киллиан называет «я защищаю то, что принадлежит мне»? Или это просто какая-то странная обязанность сводного брата, и он делает это только для того, чтобы не попасть в беду за то, что позволил мне умереть с голоду?
— Нужно? — уточняет он, когда я не отвечаю сразу.
— Нет, — отвечаю я автоматически.
Он вытаскивает телефон из кармана своего белого фартука с оборками и протягивает его мне.
— Что это? И не говори, что это телефон. Я имею в виду, почему ты его мне даешь?
Он пожимает плечами.
— Понятия не имею. Киллиан сказал мне отдать его тебе, так что я отдаю.
Я рассеянно провожу большим пальцем по гладкой поверхности экрана.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
Я киваю.
Не говоря ни слова, он выходит из комнаты, шатаясь на каблуках.
Когда он уходит, я смотрю то на телефон, то на поднос с едой, а в моей запутанной голове крутятся вопросы.
Очевидно, что сейчас я не получу никаких ответов, поэтому я кладу телефон и подбираюсь ближе к прикроватному столику. Запах масляного тоста не вызывает у меня тошноты, и только тогда я осознаю, как сильно хочу пить.
Осторожно беру поднос. Вода и термос неустойчиво качаются, но мне удается поставить его на колени, не пролив ничего.
Открыв одну из бутылок с водой, я подношу ее ко рту и делаю осторожный глоток. Вода прохладная, но не холодная, и я сразу же чувствую облегчение, когда она скользит по горлу, успокаивая боль, которая еще осталась с прошлой ночи.
Выпив еще несколько глотков, я закрываю бутылку, чтобы не запачкать постель, и беру кусочек теплого тоста. Я осторожно откусываю кусочек, готовый выплюнуть его, если мой желудок взбунтуется.
Но этого не происходит, и я делаю еще один укус, заглядывая в пакет. Внутри находится набор закусок, в том числе мюсли-батончик, несколько разных марок протеиновых батончиков, яблоко, пакет смеси орехов и завернутое пирожное.
Из любопытства я достаю пирожное. Это квадратик с финиками из столовой.
Я смотрю на него, не совсем понимая, что и думать. Финиковые квадратики — единственные десерты, которые я ем здесь, но это мое личное предпочтение, а не показатель кулинарных талантов поваров дома. Я никогда не был большим любителем сладкого и ненавижу вкус шоколада, но финиковые квадратики — один из немногих десертов, которые я люблю с детства.
Покачав головой, я кладу его обратно в пакет. Это просто совпадение. Квадратики — основной десерт в столовой и один из немногих десертов, которые можно взять с собой. Он оказался в пакете просто потому, что это удобно, а не потому, что кто-то знает, что это мой любимый десерт.
Последнее, что я проверяю, — это термос, и вместо ожидаемого кофе я нахожу суп. Или, по крайней мере, бульон.
Я наливаю немного в серебряную чашку термоса и делаю глоток. Бульон жидкий и невзрачный, но он теплый и ароматный, и взрыв соли и специй наполняет мои чувства, а теплая жидкость успокаивает мое больное горло.
Это костный бульон.
Киллиан знает,
