Преследуй меня - Бьянка Коул

Николай наклоняется ближе, и его дыхание овевает мою шею. — Ты такая напряженная. Такая отзывчивая.

— Я могу вышвырнуть тебя вон, — слабо угрожаю я, прекрасно понимая, что на самом деле не хочу, чтобы он останавливался. Эта ситуация не похожа ни на что, с чем я сталкивалась раньше. Я горжусь своим самоконтролем и уравновешенностью, и все же я здесь, поддаюсь его заигрываниям, несмотря на здравый смысл. Я должна отстраниться и закончить этот фарс, пока он не зашел слишком далеко, но слова застревают у меня в горле, когда его пальцы танцуют по моей коже.

— Тогда почему ты меня не останавливаешь? — Его пальцы вырисовывают узоры, от которых у меня перехватывает дыхание. — Почему ты раздвигаешь ноги шире?

Я даже не поняла, что сделала это. Униженная, я поджимаю ноги, но его рука останавливает меня.

— А теперь доедай свой суп, как ни в чем не бывало. Покажи мне, насколько ты владеешь собой.

Моя рука дрожит, когда я беру очередную ложку. Его пальцы поднимаются выше, и я впиваюсь зубами в губу, чтобы подавить стон. Шелк моего платья не создает преграды для его прикосновений.

— Боже, ты уже мокрая? — Его голос становится ниже. — Твое возбуждение покрывает внутреннюю поверхность бедер.

Ложка звякает о тарелку. Несколько голов поворачиваются в нашу сторону.

— Все в порядке, дорогая? — Маргарет кричит с соседнего сиденья.

Я заставляю себя улыбнуться. — Просто немного неуклюжа сегодня вечером.

Рука Николая собственнически сжимается. — Не волнуйся. Я позабочусь о ней.

Двойной смысл в его словах заставляет меня поежиться. Его большой палец находит особенно чувствительное место.

— Теперь осторожнее, — шепчет он. — Мы бы не хотели, чтобы кто-нибудь заметил, как ты отчаянно нуждаешься во мне, не так ли?

Его большой палец продолжает свою безжалостную пытку, и я больше не могу встречаться с обеспокоенными взглядами наших соседей по столу.

Губы Николая находят мое ухо, от его слов по телу пробегает дрожь. — Моя идеальная малышка, — рычит он мне на ухо, — уже так готова для меня.

Я сжимаю бедра вместе, отчаянно пытаясь скрыть свидетельство предательства моего тела. Вместо этого это усиливает давление. — Пожалуйста, — шепчу я, не уверенная, о чем я вообще прошу.

— Пожалуйста, что? — Его губы прокладывают дорожку вдоль моей шеи. — Ты, наконец, собираешься признать, чего хочешь, София?

— П-прекрати. — Даже для моих собственных ушей в этом отрицании не хватает убедительности. Как я могу просить его остановиться, когда каждая клеточка моего существа жаждет его прикосновений?

— Остановиться? — Его пальцы проникают глубже, и мне приходится прикусить губу, чтобы приглушить стон. — Ты не хочешь, чтобы я останавливался, малышка. Ты хочешь, чтобы я продолжал.

— Н-нет. — Мое отрицание слабое, но мое тело предает меня, выгибаясь навстречу его руке.

— Чего ты хочешь, София? — Он спрашивает снова, его голос шелковой нитью подводит меня ближе к краю. — Скажи мне, что тебе нужно, и я, возможно, дам тебе это.

Его рука скользит под мое платье, вверх по обнаженному бедру. — Тебе нужен мужчина, который возьмёт всё под свой контроль, не так ли?

Это похоже на вызов — молчаливое приглашение к чему-то более мрачному. Я замолкаю, балансируя на грани нерешительности. Каждый инстинкт подсказывает мне отстраниться, покончить с этой шарадой, пока она не зашла слишком далеко. Но что-то в нем — то, как он управляет пространством вокруг нас, жар в его глазах — подводит меня ближе к краю.

Мой взгляд обегает стол, но, к счастью, все остальные, кажется, поглощены своими разговорами.

Губы Николая касаются моего уха, его дыхание щекочет кожу. — Тебе нравится идея сдаться, не так ли, малышка? Позволить папочке взять контроль.

От его слов у меня между ног растекается влага. Я даже не могу возмутиться комментарию “папочка”. Мои внутренние стенки сжимаются при этой мысли.

— Я вижу это в твоих глазах, — шепчет он. — Ты жаждешь этого. Нуждаешься в этом. — Его рука достигает моего естества, и он тихо рычит. — И ты такая чертовски мокрая, да?

Его пальцы скользят под мои трусики, обнаруживая мое возбуждение. Приглушенные звуки бального зала затихают, когда новое осознание наполняет мои чувства — пульсация между ног, боль в груди.

— Ты такая отзывчивая, малышка. Жаждешь моих прикосновений. — Его голос темнеет от желания.

Я сжимаю бедра вместе, не в силах остановить инстинктивную реакцию. — Пожалуйста, — снова шепчу я, боясь сказать больше, боясь дать ему власть испепелить меня несколькими хорошо подобранными словами.

— Что, пожалуйста? — Его пальцы кружат, дразня, но никогда не дают мне того, чего я жажду.

Жар бросается мне в лицо. Я изо всех сил пытаюсь выразить голосом свое подчинение. — Прикоснись ко мне, — в конце концов прохрипела я.

— С удовольствием. — Его пальцы скользят ниже, находя мою ноющую сердцевину, и он толкает один палец в мою плоть.

Я хватаюсь за стол, пытаясь успокоиться. Что я делаю? Это не я. Я не позволяю мужчинам так управлять мной, особенно на публике. И все же я здесь, дрожащая под прикосновениями Николая, не способная сформировать связную мысль.

— Ты борешься с этим, — бормочет он. — Всегда так полна решимости сохранять контроль.

Мои пальцы сжимают стакан с водой. Он прав. Я потратила годы на создание своей репутации в искусстве, культивируя образ крутого профессионала. Одно его прикосновение, и я распадаюсь.

— Я не... — я с трудом сглатываю. — Я не борюсь.

— Нет? — Его большой палец рисует узоры на моей коже. — Тогда почему ты меня не останавливаешь?

Этот вопрос удивляет меня. Почему я не удивлена? Я София Хенли. Я управляю известной бостонской галереей. Я с легкостью заключаю сделки на миллионы долларов. Я отвергала ухаживания бесчисленного множества богатых мужчин.

Но с Николаем... в нем есть что-то другое. Он смотрит на меня так, словно видит насквозь мои тщательно возведенные стены. Спокойная властность в его голосе заставляет меня уступить.

— Ты слишком много думаешь, малышка. — Его пальцы собственнически сжимаются. — Отпусти.

Дрожь пробегает по моей спине от его командного тона, разрушая мою обычную защиту.

— Я не могу, — шепчу я, но не знаю, протестую ли я против его прикосновения или против моей собственной реакции.

— Ты можешь, — возражает он. — Ты сделаешь.

Да помогут мне Небеса, я хочу этого. Хочу поддаться этому магнетическому притяжению между нами и позволить ему лишить меня контроля до тех пор, пока не останется ничего, кроме необузданной потребности.

Я никогда не испытывала ничего подобного — этого непреодолимого желания подчиниться и позволить кому-то другому взять на себя ответственность. Доверить кому-то другому свое удовольствие, свою безопасность, свою капитуляцию.

Осознание этого должно привести меня в