Солнце в армейских ботинках, или Идем дорогой трудной… - Юлия Владимировна Славачевская
Словно подтверждая мои слава, из двери черного хода бара вывалилось несколько моих бывших коллег, ожесточенно дерущихся на ножах с чужими татуированными кабанами. Хорошо, что там были Мэв, Нед и Джек — чтобы превзойти их в бое на ножах, надо с ножом за пазухой родиться, так что я была спокойна.
А вообще ножевая драка — страшное, грязное и кровавое дело. И очень красивое, если в бой идут профессионалы. Ну вот как сейчас. Троих противников вывели из строя и разделали под орех в течение десяти секунд, не больше, несмотря даже на то, что по негласному правилу в барных драках космопортов стараются не калечить непоправимо. И не убивают.
Четвертого в прыжке обезвредил Лео, под занавес полоснув по горлу врага когтями. И рявкнул нам, чтобы мы быстрей шевелились.
Нед и Мэв изобразили дамам шутовские поклоны с чисто мушкетерскими жестами и волочением мнимых долгополых шляп. Но тут из двери вывалилась следующая тройка наемников и опять все завертелось.
— Да, — согласилась Хосита, на ходу приглаживая растрепавшиеся волосы и утаскивая меня в соседний проулок, от греха подальше, — они просто так не нападают. И стоят их услуги невероятно дорого…
— Я узнаю, кто их посла… — начал говорить Лайон, который шел сзади, прикрывая наши спины, когда переулок озарился ярким солнечным светом.
— Элли, — появился перед нами осунувшийся Ахаз, — наконец–то я смог найти тебя. Тебе нужно срочно пойти со мной… — Он скрипнул зубами. — Ингвар умирает.
Я сползла по стенке…
На широкой кровати, в громадной спальне, в окружении друзей и соратников, умирал последний Император Кирты, Ингвар То–от Тотош. Когда–то сильное тело мужчины стало похоже на сухую палку, опутанную венами. Серая кожа обтягивала кости черепа. Свалявшиеся от пота волосы вылезали клоками. Губы почернели и потрескались. Дыхание было хриплым и прерывистым.
Яд сделал свою работу. Императора пичкали всевозможными детоксами, лекарствами и противоядиями, раз за разом чистили кровь, трижды пересаживали взамен отказавших специально выращенные для него внутренние органы — костный мозг, печень и почки, но это лишь затягивало мучительную агонию. Теперь отказывали поджелудочная и сердце, которые ввиду состояния пациента пересаживать бессмысленно.
Мужчина изредка выходил из своего забытья и судорожно кашлял, выхаркивая остатки легких и сжимая ослабевшими, истончившимся пальцами влажные простыни. Но его глаза, все такие же прекрасные, видели перед собой лишь любовь всей его жизни, и он снова погружался в забытье почти счастливым…
И всю неделю, с момента, как Ахаз перенес меня, Лайона и Хоситу на Кирту, я была рядом, отлучаясь лишь для походов в комнату для девочек.
Я была рядом и верила. Ничего не могла сделать, лишь верила и надеялась. Не мог он меня оставить. Просто не мог.
Вот и сейчас я сидела на кровати, опираясь на подушки, и прижимала к себе мужа, надеясь передать ему хоть капельку своих сил.
— Дочка, — подступился ко мне Ахаз, — отпусти его. Имей совесть, ты лишь эгоистично истязаешь несчастного парня. Ему уже никто не сможет помочь… — Отец дернул щекой, признаваясь в собственном бессилии. — Даже я. Рейхи — яд, от которого нет спасения. Мы и так уже сделали все, что могли… не надо удерживать того, кто хочет уйти с миром.
— Но… — подняла я голову, встречаясь с грустными глазами Хоситы. И вот тогда я поверила, что спасти Ингвара невозможно. Потому что я видела разные глаза у Железного Дровосека: смешливые и игривые, злые и несчастные, но никогда в них не было столько грусти и безысходности.
— Все будет хорошо, любимый, — я крепче прижала к себе мужа. — Просто засыпай, родной, а когда ты проснешься, то уже все будет хорошо…
— Элли, — с трудом разжал спекшиеся от боли и яда губы То–от. Вытолкнул из себя: — Не вздумай…
— Тс–с–с–с, — прервала я его, укачивая у своей груди, как маленького, не желая давать несбыточных обещаний. — Спи, мое сердце, просто спи….
Я просто физически чувствовала, как истончается нить его жизни. Как тяжелеет тело и замедляется биение сердца. Я точно знала, в какой момент он перестал бороться с пожирающим его сильное тело ядом и устало сдался. Я просто обнимала любимого мужчину и ждала последнего удара его сердца, которое всегда принадлежало мне. Всегда.
— Она не сможет, — донесся до меня тихий шепот. — Она не киртианка, а, значит, не переведет его через Хрустальный Мост Душ, и династия прервется…
— Глупые они, — поделилась я с Ингваром, поглаживая его второй рукой по волосам. — Какие же они глупые… Конечно, я не проведу тебя, любимый. Куда мне…
Именно в этот момент любящее сердце То–ота стукнуло последний раз и затихло. Наступила леденящая душу тишина, когда люди почувствовали, что ушел последний Император Кирты. Безмолвие, которое боялись нарушить… Горькая, убивающая тишина, которой не верили, или верили и страшились…
— … Ты поведешь меня! — вытащила я из волос мужа именные марахи, вспыхнувшие в моих руках ярким светом. И вонзила один из кинжалов в грудь Ингвара, доставая до его сердца.
— Слава Императрице! — Люди вокруг нас опускались на колени, взирая на меня восторженными глазами. — Она — истинная дочь Кирты!
— Возьми меня с собой! — Второй марах нашел мое сердце. А зачем оно мне мертвое, потерявшее самое дорогое?
Последнее, что я услышала — отчаянный крик отца «Доченька!» И… я взорвалась ослепительным светом.
Только сейчас, в эту самую секунду, я поняла, что значит быть соларией — созданием из чистого солнечного света. И я была им. Я была в разных уголках вселенной, везде, куда мог достать солнечный свет.
Я видела, как сидит на крылечке, задрав голову к голубому небу, моя мама, и со слезами на глазах шепчет охранительные молитвы для дочери и ее супруга. Я освещала дорогу в сумраке души Лайона, который всей силой сердца хотел любить, и любил, но не знал, как это выразить. Я помогала жене Питера вырастить ее любимые подсолнухи в ожидании мужа. Я была там, где меня ждали и любили. Любили?..
— Элли, — овевая теплым ветерком плечи, пронесся рядом тихий–тихий шепот, — что же ты наделала, моя Элли? — Свет соткался в могучую фигуру Ингвара, и он протянул мне руку. — Пойдем, я проведу нас через…
[1] Имеется в виду не
