Королевы и монстры. Яд - Джей Ти Джессинжер

Дэвид резко встает и начинает ходить по комнате, засунув руки в карманы шорт и подняв плечи. Взглянув на море сквозь открытые французские двери, он говорит:
– Я не тот, кем ты меня считала, тюльпанчик. Я очень многого тебе не рассказывал.
– Меня уже ввели в курс дела, Дэвид. И не провоцируй меня этой темой с «тюльпанчиком». Я не шутила по поводу чаши.
Он оглядывается на меня через плечо. А потом бросает взгляд на мою левую руку.
– Ты мне тоже что-то не рассказываешь, да?
Я покручиваю клятвенное кольцо Кейджа большим пальцем. Внезапно оно становится горячим, будто может прожечь мне кожу и расплавить кости.
Когда я ничего не отвечаю, Дэвид заявляет:
– Я могу узнать обручальное кольцо, когда его вижу, Натали.
– Не сомневаюсь. Клаудии ты тоже такое дарил?
В его глазах вспыхивает удивление – и быстро сменяется тревогой.
Он отворачивается от дверей и с обеспокоенным видом шагает ко мне. Его голос повышается.
– Откуда ты знаешь про Клаудию? Кто с тобой разговаривал?
– Что, даже отпираться не будешь? Неужели у тебя наготове нет хорошей истории для прикрытия?
Он игнорирует мой ядовитый сарказм.
– Кто бы это ни был, ему нельзя доверять. К тебе просто пытаются подобраться поближе, чтобы раздобыть информацию про меня…
Я громко его перебиваю:
– Знаю! Насчет этого я уже тоже в курсе. Последние несколько дней были чертовски увлекательными.
Он садится передо мной на корточки, хватает мои холодные влажные руки и заглядывает в глаза.
– Скажи мне, кто с тобой связывался. Скажи мне, что случилось. Скажи, как ты добралась сюда, – всё.
Видимо, он замечает, что я готова вышибить ему оба глаза четким и внезапным ударом больших пальцев, так что робко добавляет:
– Пожалуйста.
Теперь, когда Дэвид приблизился, я могу почувствовать его запах. Всё та же опьяняющая смесь пряностей и сандалового дерева. Сладкий и сливочный, нежный и теплый, он проникает в мои ноздри как зов сирен.
Как я любила этот запах. Как он меня успокаивал… Ударение на прошедшее время.
Вместо удивления или боли от того, что его голос, запах или проницательный взгляд больше не способны оказывать на меня влияние, я испытываю невероятное облегчение.
Гораздо проще будет послать Дэвида на хрен теперь, когда я больше не люблю его.
У меня перед глазами сразу встает милое лицо Кейджа. Когда я с усилием моргаю, оно исчезает.
– Ты первый, донжуан. Расскажешь, почему бросил меня за день до нашей свадьбы, не сказав даже «прощай»? Тяжелый случай обморожения ног? Или ты ударился головой и вспомнил, что женат?
Он медленно вдыхает и выдыхает, а потом опускает голову, прижимаясь лицом к моим рукам. В отличие от моего, лоб у него холодный и сухой.
Дэвид шепчет:
– Я никогда не хотел причинить тебе боль. Прости меня, Натали.
– Отлично. Переходим к интересной части.
Он тяжело вздыхает, крепко целует обе мои руки и отпускает их, вставая. Он возвращается к креслу напротив и садится.
– Я так понял, ты уже знаешь, что я имел дела с мафией.
– Да.
– Я был бухгалтером в одном нью-йоркском синдикате. Отчитывался напрямую перед большим боссом.
– Максимом Могдоновичем.
Дэвид кивает.
– Это была кабинетная работа. Я не пачкал рук. Я никогда не причинял никому зла.
– Какой молодец. Продолжай.
Он замолкает, едва слышно скрипнув зубами. Ему не нравится новая, жесткая Натали.
– Они наняли меня сразу после колледжа, предложив баснословную зарплату. В мои двадцать два было просто невозможно отказаться от таких денег. Так что я согласился на них работать. Долго уверял себя, что не делаю ничего плохого, никому не причиняю зла. Но после почти десятилетия службы у них мне пришлось поменять свое мнение. Я был соучастником их зверств, пусть и не пролил ни капли крови. Мои таланты и навыки способствовали их процветанию. Так что я решил, что хочу выйти. Насовсем.
Кажется, он говорит искренне, но этот человек – законченный лжец. Я спала с ним годами и понятия не имела, что он не тот, за кого себя выдает.
Я жестом предлагаю ему продолжать.
– Только проблема в том, что выйти из бизнеса нельзя. Ты не можешь просто подать заявление на увольнение и уйти. Надо было разработать надежный план, что я и сделал.
– И ты сдал Могдоновича властям.
– Да. Я дал им всё необходимое для доказательства стольких преступлений, что его можно было упрятать пожизненно. Взамен они создали мне новую личность, перевезли меня и стерли мое имя из всех записей. Это было единственное, чего я не мог сделать сам.
Я смотрю на него. Такой занудный и здравомыслящий! Так не похож на Кейджа.
Хватит думать про Кейджа!
– А что насчет твоей жены, Дэвид? Что насчет детей?
Его лицо ожесточается. В эту секунду он больше похож на гангстера, чем на бухгалтера.
– Клаудия на дух меня не переносила. Мы заключили брак по расчету. Она была из одной итальянской семьи, с которой Макс хотел заключить альянс. Он постоянно заставлял людей участвовать в таких сделках в качестве доказательства верности. Клаудия постоянно мне изменяла. Гнусно. Я не уверен даже, что дети от меня. Они выглядят в точности как ее волосатый сицилийский телохранитель.
Я вспоминаю, как Кейдж рассказывал, что не может на мне жениться, потому что Макс имеет полный контроль над его жизнью, в том числе и в этом отношении, и ощущаю толику сочувствия к Дэвиду.
А потом вспоминаю, сколько раз хотела умереть после его исчезновения, и толика сочувствия испаряется словно дым.
– Ты мог бы рассказать мне. Ты мог бы рассказать мне все.
Его ореховые глаза блестят от боли. Он медленно качает головой.
– Стоило это сделать. Но я слишком тебя любил и не хотел рисковать: боялся, что ты уйдешь от меня, узнав правду.
Он всегда избегал риска. Меня снова мутит, и я отворачиваюсь.
– Так что вместо этого ты решил меня бросить. Сказать, что пошел кататься, и исчезнуть.
Я нахожу в себе силы снова встретиться с ним глазами и шепчу:
– Разбить мне сердце во всех возможных смыслах и оставить меня практически зомби. Оставить меня умирать. Ты можешь себе представить, каково мне было? Не знать, что с тобой случилось? Все это время… Не иметь возможности двигаться дальше?
Я вижу, что ему хочется вскочить с кресла и крепко меня обнять, но он этого не делает. Вместо этого Дэвид смотрит на мое кольцо.
Его голос становится резким.
– А ты двигаешься дальше?
Когда я слышу надежду в этом вопросе, мне хочется что-нибудь разбить.
Я ядовито отвечаю:
– Давай вернемся