Высокая небесная лестница - Джиён Кон
На следующий день нас отвезли в пхеньянскую тюрьму, все имущество забрали. В поезде, где мы ехали, словно скот, повстречали монахинь из Вонсана. Их тоже силком увезли, обобрав до нитки. Даже вуали были сняты – невозможно словами описать, как они выглядели. Но все это были лишь цветочки. Душные дни становились все более изнуряющими. Ты же знаешь эту жаркую и влажную погоду в Корее?»
49
«Нас, восемнадцать человек, разместили в комнате размером четыре на два метра. Ты можешь себе представить, брат Йохан? Восемнадцать молодых людей неподвижно сидели в комнате шириной четыре метра. Тюремщик смотрел на нас в маленький глазок и поливал ругательствами при малейших признаках общения. Ах, зачем я выучил корейский? Чтобы выслушивать матерные слова и оскорбления…
Ночью по приказу охранника мы должны были ложиться спать. Из-за того что приходилось укладываться валетом, пятки соседа были перед моим носом, и мои ноги, конечно же, также соседствовали с лицом рядом лежащего. Постельные клопы, блохи и вши свирепствовали вовсю, но невозможно было даже пошевелиться, чтобы почесаться. В углу камеры был небольшой слив – там мы все справляли нужду, а на ночь закрывали его и спали прямо поверх этого туалета.
Из-за невыносимого зловония голова раскалывалась от боли, трехразовая кормежка же представляла собой баланду из смеси круп с соленой водой, напоминающей помои. Сначала мы не могли это есть. У всех начался сильный понос. Но потом мы уже с нетерпением ждали, когда дадут хотя бы этот застывший слипшийся комок. Как же нам хотелось подышать свежим воздухом и напиться вдоволь воды! О, если бы мы только могли двигаться, пусть и на тяжелой работе… Изредка они обливали нас несколькими ковшами воды будто из одолжения. С воплями и криками мы вытягивали губы, пытаясь таким образом поймать хоть несколько капель, чтобы утолить жажду.
По Божьей воле мы были посланы сюда из немецкого монастыря. Все окончили среднюю школу, а то и получили высшее образование, а еще мы были людьми, которые старались жить по-доброму в мире. Построили школу для обучения детей и открыли типографию для печати книг. Но теперь, не зная точно, в чем заключается наше преступление, мы сидели в тесной непроветриваемой камере, не в силах выносить температуру тел друг друга и все больше впадая в отчаяние. И вот когда я вылавливал руками из соленой жижи с плавающими в ней грязными лохмотьями пекинской капусты комок крупы и усердно нажевывал его; вставал, при этом наступая на более слабых собратьев, подставляя, то один бок то другой под воду охранника, который словно в шутку обливал нас из ковша – тогда впервые я спросил: ”Господи! Почему? Ну, скажи, почему? Зачем все это?!”»
50
«Такая же ситуация была и у монахинь в камере, где двадцать человек были забиты в пространство шириной около четырех метров. Сидеть на полу с согнутыми ногами весь день, обильно потея и вдыхая жуткую вонь нечистот в камере, – вот и весь наш обычный распорядок дня.
”Вы, свиньи, в прошлом уж очень отменно питались деликатесами, так что теперь полезно и поголодать. По заслугам вам эти мытарства!”
Это поношение на самом деле имеет очень важное значение. Ты же помнишь, что нацисты обзывали евреев свиньями и стремились обращаться к ним только по номерам? Лишь позже я понял, какой огромный смысл заложен в этом. Позже еще вернемся к этой теме.
Мы пробыли там несколько месяцев, а потом нас снова переместили. В этот день нам пришлось разлучиться с корейскими священниками и монахами. Мы не могли сказать это друг другу, но прощались с мыслью, что больше нам не встретиться на этой земле. Потом уже нам рассказывали, как однажды ночью, в самый разгар гражданской войны, когда южнокорейские войска и силы ООН подступили к Пхеньяну, все они – наши корейские собратья – пропали. Говорят, они были похоронены заживо после того, как сами себе выкопали песчаные ямы на берегу реки Тэдонган. А как насчет нас – еще живых немецких священников и монахов, были ли мы счастливее? Нет, на самом деле, мы завидовали мертвым».
51
«Нас доставили в тюремный лагерь Оксадок, что в современной провинции Чагандо Северной Кореи. Оксадок – красивейшее название, которое переводилось как “сопка золотого песка”. Мы же, заменив по смыслу иероглифы, называли эту тюрьму “Исчадие жестокости и смерти”.
Это только на словах было “лагерем”, на самом деле там стояли лишь покосившиеся крестьянская хижина да сарай. Сзади подпирал девственный лес, а впереди – обрывистая речная долина со стремительным горным потоком. Это место словно самой природой было предназначено для концлагеря. Зима там длилась более семи месяцев. Нам пришлось строить себе обиталище, роя уже промерзшую из-за нулевых температур землю голыми руками, без перчаток, носков и каких-либо приспособлений.
Как описать тамошнюю жизнь? Позже, уже после войны, я видел кино или документальный фильм об Освенциме – он более всего напоминал те условия, в которых мы жили. Работа продолжалась с пяти утра до восьми-девяти вечера.
Впоследствии вол, распахивающий с нами поле, свалился и больше не смог подняться. А нам нужно было вставать и идти на работы. Ругань и побои не прекращались, и у нас не было выбора, кроме как работать или умереть. Скудный пищевой паек в двести-четыреста граммов в день без единой жиринки, лютый холод, жгучая боль обмороженных ног при работе в грязной жиже без обуви, травмы, ругательства и вечное “Быстро, быстро!”. И мы, кого звали свиньями…»
52
«В первый день по прибытии туда мы, как могли, отслужили мессу. И закончили наши молитвы гимном ”О Святая Мария, спаси нас от этой долины скорби!” В тот день начальник лагеря произнес перед нами речь. В его выступлении нам явно послышалось слово “Эдем”. Да, кажется, так он и сказал. Я говорю “кажется”, потому что мы все засомневались в своем слухе. Он сказал нам следующее: “Своим священным трудом превратите это место в Эдем!”
Эдем, да, он сказал Эдем. Позже я слышал, что на входе в Освенцим был написан лозунг: “Труд сделает вас свободными”. Увы, это искажение и издевательство над языком как раз и есть одна из сущностей зла».
53
«Начальник лагеря натравливал своих подчиненных друг на друга с целью проследить, кто больше всего доставляет нам мучений. Он в действительности называл нас свиньями, и ему доставляло удовольствие смотреть, как мы падаем с опухшими от недоедания ногами или
