Шрам - Эмили Макинтайр
– Ты в порядке? – шепчу я ей в губы.
– Ты прав. – Она впивается зубами в мои губы, пока не лопается кожа. Мои яйца сжимаются с такой силой, что сперма начинает сочиться. – Мне нравится боль.
Я постанываю, запрокидывая голову. Будь я проклят, если эту женщину не создали в раю и не отправили на землю специально для меня.
– Сильнее, – требует она, сжимая ноги вокруг моей талии.
Тепло скапливается у основания позвоночника, когда я вытаскиваю член до самого кончика и смотрю на скопившуюся влагу. Я снова вхожу в нее, и она вскрикивает, впиваясь ногтями мне в спину.
Шипя от боли, увеличиваю темп. Я больше не могу сдерживаться: животная потребность затмевает все, кроме желания обладать ею. Пока я вхожу в нее снова и снова, у меня на лбу собираются бусины пота. Стенки влагалища сокращаются и сжимают мой член.
– Ты всегда пытаешься быть сложной, – хриплю я. – Но сейчас, когда я разрываю твою киску на части, ты такая покорная.
Ее глаза вспыхивают, рот расходится в беззвучном крике.
– Больно?
– Да, – шепчет она.
– Хорошо.
Я приподнимаюсь, обхватываю ее ноги и развожу их в стороны, чтобы посмотреть, как ее набухшая и измученная киска принимает мой член. Это зрелище невероятно эротично, и меня пронизывает чувство правильности происходящего. Ничто и никогда не вызывало таких ощущений.
Ее стенки начинают подрагивать, и я отпускаю ее в погоне за кайфом, который может подарить только она.
Я проникаю в нее пальцами и растираю клитор до тех пор, пока она не запрокидывает голову.
Она на грани. Я чувствую это по напряжению ее мышц, по каплям возбуждения, которые стекают с нее на меня.
Тогда я поднимаю руку и обрушиваю ее на распухшие нервы – в воздухе раздается звонкий шлепок.
Сара задыхается, вскрикивает, ее ноги дрожат. От удовольствия у меня напрягаются мышцы:
– Такая грязная девчонка. Разливаешь соки на мой член, как будто ты моя шлюха.
Я вновь ее шлепаю – от резких ударов ее кожа становится пухлой и красной, а стенки влагалища впиваются в меня до помутнения зрения.
И тут она взрывается: верхняя половина ее тела поднимается с кровати, руки и ноги обвивают меня, грудь прижимается к моей груди. Я держу ее за бедра, прижимая к себе, и погружаюсь в нее по самые яйца.
– Тристан! – кричит она.
Она кусает мне шею, хнычет, держась за меня.
У меня так сильно напрягаются яйца, что я подумываю кончить в нее: все во мне кричит, чтобы я сделал это. Мне так хочется покрыть ее стенки своей спермой, чтобы никто больше не смог претендовать на нее. Но логика подсказывает, что если она забеременеет до моего восшествия на престол, то в ее будущем не будет ничего, кроме смерти.
Поэтому в последнюю секунду я отталкиваю ее на кровать, выскальзываю из нее с хлюпающим звуком и принимаюсь растирать свой член, покрытый ее влагой. Со стоном я откидываю голову, мышцы мои уже на пределе.
– Скажи, что ты хочешь этого.
– Я хочу.
Теперь в ее тоне нет и намека на сомнения.
– Попроси меня, – требую я.
Она поднимается с места, переворачивается, встает на четвереньки, высоко подняв свою идеальную попку, и ползет ко мне, пока не оказывается под моим твердым членом. Взглянув на меня из-под ресниц, она скользит руками по внутренней стороне моих бедер.
Ее девственность размазана по моему члену – от этого невероятного зрелища меня охватывает дрожь, а живот сжимается от удовольствия. Она движется ко мне, как животное, и готовится умолять меня о порции спермы.
– Тристан, – шепчет она. – Пожалуйста.
У меня напрягаются мышцы, член подергивается в руке.
– Нарисуй на моей коже, чтобы все знали, кому я принадлежу.
Этих слов достаточно, чтобы я взорвался. Звезды усеивают мое зрение, когда член выстреливает сперму Саре на лицо, и та начинает стекать по щекам на выпуклости ее груди.
Я тяжело дышу, в ушах звенит от ослепительного удовольствия.
Я смотрю на нее сверху вниз, мой рот приоткрыт, а по венам бьет эйфория.
С улыбкой на лице она высовывает язык и слизывает сперму со своих губ; ее пальцы гладят ключицу, втирая меня в кожу.
– Я твоя, – мурлычет она.
Я глажу ее лицо, размазывая сперму, а потом подношу пальцы к ее губам.
Она берет их в рот и обводит языком кончик моего пальца, возбуждая меня с новой силой. Внутри меня просыпается неизвестное чувство и взрывается в груди, как фейерверк.
Глава 40
САРА
К утру он ушел.
Конечно, так и должно было случиться.
Но все равно у меня болит сердце, как будто его разбили.
Девственность я хранила не потому, что от меня этого требовали. Да и я никогда не придерживалась мнения, будто это подарок, который полагается кому-то вручать. Просто я еще не встречала человека, с которым мне бы захотелось испытать этот опыт. Ведь это нечто уязвимое. Интимное. И хотя в прошлом я развлекалась с парнями, никого из них не считала себе ровней.
До него.
Раздается резкий стук в дверь – я потягиваюсь под одеялом. Между ног все ноет от боли. Не успеваю я произнести ни слова, как дверь распахивается, и все три мои фрейлины уверенно вальсируют внутрь, как будто уединение – это нечто, чего я не заслуживаю.
Марисоль направляется прямо к большим окнам в дальней части моей комнаты и распахивает тяжелые шторы, впуская в помещение тусклый свет мрачного Саксума.
– Проснитесь и пойте, – протягивает Шейна, проходя мимо меня. Ее глаза такие же яркие, как ее волосы.
Я сажусь, хмуря брови. Острая боль между ног пронзает меня, точно меч.
Офелия прочищает горло и придвигается ко мне, прижимаясь к краю матраса.
– Миледи, – шепчет она, перемещая взгляд на спину Марисоль, а потом возвращая ко мне. – Вы в порядке?
Я наклоняю голову, пытаясь вспомнить все, что произошло за последние двадцать четыре часа. На самом деле я не в порядке: липкие пальцы горя так просто не отпускают. Но я не стану этого показывать. Проявление эмоций – это слабость, которую я не могу себе позволить, особенно сейчас.
– Конечно, Офелия, – улыбаюсь я ей.
С хмурым лицом она наклоняется ближе:
– У вас кровь на простынях.
Голос ее тихий, как будто она пытается не допустить, чтобы остальные услышали. Охваченная смущением, я опускаю взгляд на кровать. И тогда понимаю, что одеяла сползли, открыв вид на красные пятна и крошащийся затвердевший воск.
С красными от стыда щеками я хватаю одеяло и набрасываю его на весь этот хаос.
– Спасибо, Офелия, – шепчу я, прочистив горло.
Улыбаясь, она наклоняет голову набок.
– Чем мы сегодня занимаемся? – спрашиваю я, стараясь сохранять спокойствие и не обращать внимание на колотящееся сердце.
Глупо было вот так заснуть.
Марисоль поворачивается ко мне, сузив глаза:
– Ваш дядя и его величество желают отобедать с вами.
Ее слова, резкие и жалящие, похожи на пощечину. И я даже не знаю, почему мне так горько: от тона ее голоса или от мысли, что придется общаться с королем, когда меня только что лишил невинности его брат. Что ж, мне не нравится любой из вариантов.
Хлопнув в ладоши, Марисоль направляется в мою сторону – ошарашенная, я быстро хватаюсь за одеяло и натягиваю его повыше, понимая, что на мне совершенно ничего нет.
– Поднимайтесь с кровати, миледи. Пора вас одевать и готовить к выходу.
Офелия подходит к Марисоль, берет ее за руку и увлекает за собой в умывальную комнату.
– Мы нальем вам ванну. Уверена, что после вчерашнего вам хочется расслабиться.
От напоминания о вчерашнем дне у меня щемит в груди, но я улыбаюсь, благодарная за то, что она, кажется, на моей стороне. Как только фрейлины исчезают, я медленно выдыхаю, поворачиваюсь и вижу, что Шейна улыбается мне с другого конца комнаты. В одной руке она держит халат, а другую уткнула в бедро.
– Не смотри на меня так, Шейна. Иди сюда и помоги, – шиплю я.
Посмеиваясь, она подходит ко мне и протягивает одежду.
– Марисоль слепа, как летучая мышь, – уверяет подруга. – У тебя вместо волос крысиное гнездо, а еще ты голая, – заявляет она с горящими глазами.
С ухмылкой я выхватываю шелковый халат и вылезаю из-под одеяла, прикрываясь тканью, насколько это получается. Мышцы стонут в знак протеста, а между ног разливается боль, от которой я вздрагиваю.
Но,
