Шрам - Эмили Макинтайр

Жжение опаляет горло и оседает между глаз; слезы угрожают затуманить мое зрение.

– Ты лгал мне!

«Нет, маленькая лань, не здесь. Они не получат твоих слез».

Голос Тристана звучит в моей голове, как будто он стоит позади и наставляет меня через боль, через абсолютное опустошение. Все, что знала и думала, теперь рушится и растворяется.

Я сжимаю челюсть, отгоняя эмоции.

– Я пытался спасти тебя! – кричит дядя. Его рука белеет, когда он надавливает на трость, чтобы помочь себе встать. – Твой отец очень хорошо обучил тебя, Сара, но идти в Тенистые земли слишком опасно.

Он подходит ближе, его глаза пытаются поймать мой взгляд, но я отворачиваюсь, не в силах даже посмотреть ему в лицо.

– Мне жаль, – шепчет дядя Раф. – Мне так жаль, что мы скрывали от тебя правду. Я всю жизнь старался поступать с тобой правильно, и когда он умер… – его голос дрожит. – Я побоялся потерять и тебя.

– И поэтому ты отправил меня сюда без причины.

– Нет, – его рука обхватывает мою челюсть, наклоняя голову. – Фааса виновны. Они заслуживают смерти. Но мятежники не так просты, а их лидер – призрак. Это совсем другая игра, Сара. Я не могу допустить, чтобы с тобой тоже что-то случилось.

Мои зубы стиснуты, в животе разгорается новый огонь, который пылает ярче с каждым его словом, уничтожая все на своем пути.

– Я буду рада смерти, если мне удастся забрать с собой виновных, – шиплю я сквозь сжатые челюсти.

Раф с трудом выдыхает, кивает головой:

– Тогда тебе придется убить короля мятежников.

Глава 36

ТРИСТАН

«Виновные должны расплачиваться за совершенные ими грехи».

Я смотрю на записку – ту, что написана мной, – а потом кладу ее на стол Майкла.

– И в чем же ты провинился, брат? – спрашиваю я. – Что сделал Ксандер?

Глаза Майкла мечутся, его взгляд невозможно поймать.

– Ничего, конечно.

Я давлю сапогом на деревянный пол – от скрипа Майкл подпрыгивает. Внутри меня разливается удовольствие, и я напоминаю себе, что нужно подавить улыбку, которая уже готова расползтись по моему лицу.

– Ты когда-нибудь думаешь об отце? – спрашивает брат, стискивая пальцами спинку стула.

От этого вопроса у меня скручивает живот, как это происходит всякий раз, когда в голове проносятся воспоминания о папе.

– Это мама подговорила тебя? Откуда вдруг такой интерес?

Я оглядываюсь, наполовину ожидая, что она находится в комнате. По правде говоря, я вообще не уверен, что она все еще в замке, но меня это не волнует.

Майкл качает головой.

Я сую в рот сигарету, направляюсь в гостиную, наклоняюсь над журнальным столиком и зажигаю конец. Сделав несколько затяжек, иду назад к Майклу и предлагаю сигарету ему.

Он смотрит на тлеющую бумагу так, будто не верит, что она не отравлена.

– Если бы хотел убить тебя, брат, я бы позаботился о том, чтобы ты узнал о неминуемой гибели, – киваю я ему. – Возьми. Тебе станет легче. Хотя бы на время.

Майкл берет сигарету, зажимает ее между пальцами, подносит к губам, затягивается и выдыхает, морщась от дыма, водопадом струящегося из его носа.

– Ты веришь в Бога? – бормочет он, глядя на самокрутку.

Убрав руки в карманы, я наклоняю голову:

– Верю.

– Ты почти не бываешь на службе, – он смотрит на меня из-под бровей.

– Между верой и слепым поклонением существует большая разница, Майкл. Вера помогает обрести свое «я», а поклонение это «я» уничтожает.

Я возвращаюсь в гостиную, устраиваюсь в кресле и откидываюсь на спинку. Пока смотрю в потолок, предвкушение летает в моем животе, как жужжащие пчелы, а возможность смотрит мне прямо в лицо.

– Но если ты говоришь о жизни после смерти, то я думаю, что она существует. Как иначе я мог увидеть призрак нашего отца? – Я резко перехожу в сидячее положение, закрывая рот рукой.

Глаза Майкла расширяются, он топчется вокруг стола, сжимая сигарету.

А потом направляется ко мне и неуклюже садится на стул напротив:

– Повтори-ка еще раз.

Покачав головой, я откидываюсь на спинку и запускаю руку в волосы:

– Нет, я… я не знаю, зачем я это сказал. Не обращай внимания.

– Тристан, – он наклоняется ко мне. – Ты видишь нашего отца?

Я опираюсь локтями о колени и, тяжело дыша, свожу брови:

– Мне кажется, я схожу с ума.

Майкл смеется – так легко, звонко. Я бы сказал: с облегчением.

Имбецил.

– Вижу, но в основном тогда, когда сплю, – вру я, поднимая голову, чтобы заглянуть в глаза Майкла. – Он предупреждает меня о грядущих событиях. Сначала я… я думал, что это просто сны. Но в последнее время…

Майкл кивает, его взгляд становится диким, а янтарный блеск глаз мутнеет:

– В последнее время?

– В последнее время… все, что он говорит… сбывается. – С усмешкой я поднимаюсь на ноги. – Ты, наверное, думаешь, что я обезумел. Забудь о том, что я сказал. Пожалуйста.

Бросаюсь к двери, но не успеваю пройти и половины комнаты, как меня останавливает его голос:

– Я тоже его вижу.

И на этот раз уже не могу сдержать улыбку.

Я нахожу Сару на служебной кухне. Она сидит за маленьким деревянным столом и хохочет, запрокинув голову. Мое сердце сжимается при виде этого зрелища.

Саймон, Пол, Тимоти и одна из фрейлин тоже здесь – сидят, будто она центр их мира. Мои мышцы напрягаются, внутри возникает болезненное чувство: мне горько оттого, что другие люди могут наслаждаться ею; что они получают те частички ее души, которые мне она почти не показывает.

– Тристан! – визжит Саймон, вскакивая со своего табурета. Он подбегает ко мне и крепко обнимает за ноги.

– Привет, тигренок! – Я разглядываю стол. – Что тут интересного происходит?

– Пьем чай, ваше высочество, – отвечает Сара. – Не хотите присоединиться?

Пол подпрыгивает и бросается к чайнику, который стоит на одной из конфорок:

– Да-да, позвольте вас угостить.

– Я не хочу пить.

Пол замирает, опускает руки:

– О.

Вместе с Саймоном я направляюсь к столу и занимаю место, которое только что освободил Пол. Мой взгляд не отрывается от маленькой лани.

– Как рука дяди Рафа?

Ее плечи напрягаются:

– Прекрасно, спасибо. Как дела у его величества?

– Смотря о ком вы спрашиваете, – я наклоняю голову.

– Ты знал, что леди умеет драться? – говорит Саймон, присаживаясь рядом со мной.

Кровь бурлит в жилах, пока я рассматриваю ее тело.

– Правда?

– Приятно видеть, что эта отвратительная привычка отвечать на вопрос вопросом распространяется не только на меня, – вклинивается Сара, ухмыляясь.

С улыбкой я переключаю внимание на Саймона:

– Дай угадаю, она научила тебя быть доблестным и храбрым? Честным и сильным?

Саймон морщит нос:

– Нет, она велела пить воду.

– Я сказала: быть водой, – смеется Сара, поднимая чашку и поднося ее к губам.

Мой взгляд останавливается на ее горле, потом поднимается ко рту. Член оживает, как только я замечаю крошечный порез на ее нижней губе. Воспоминание о ее вкусе дразнит вкусовые рецепторы, и у меня не получается отвести взгляд от этой отметины. Как же мне хочется снова рассечь ее кожу, услышать стон и успокаивать боль своим языком.

– Честность работает только тогда, когда обе стороны играют по правилам, – она смотрит на Саймона, склонившегося над столом. – А враги никогда не придерживаются правил.

Саймон кивает, глядя на нее с обожанием, которое раньше предназначалось только мне.

Я не виню его за то, что он попал под ее чары: даже у меня не получается им препятствовать.

– Именно, – киваю я. – Самое главное, тигренок, – это ум, а не сила.

– Правда? – протягивает Сара, приподнимая губы в улыбке.

Я постукиваю пальцами по столу, теребя нижнюю сторону отцовского кольца.

– Правда. Не веришь? Могу показать.

Ее глаза вспыхивают, рот приоткрывается.

– Миледи, – прерывает ее девушка. – Не забывайте, что через час у нас выход в свет. Может, нам стоит вернуться и одеться?

Щеки Сары краснеют, когда она прерывает наш обмен взглядами и улыбается фрейлине.

– Как скажешь, Офелия. – Сара поворачивается к Тимоти: – Ты готов?

– Вы гулять собираетесь? – спрашивает Саймон. – А можно мне пойти?

Пол отходит от плиты, ставит тарелку перед мальчиком. Его взгляд ненадолго