Высокая небесная лестница - Джиён Кон

И не потому, что я не любил монастырь или думал, что стать священником – не для меня. Мне нравилось жить, прославляя Бога, нравилась тишина обители. Но лишь она была единственным существом, которому не дозволено находиться на этом пути. И выбор в любом случае означал отказ.

«Я долго размышлял. Думал, это моя стезя. Однако понял, что ошибался. Я знаю, отец-магистр, как вы ужасно расстроитесь, потому что всегда с особой заботой относились ко мне. И все же, как бы там ни было, я не думаю, что достоин быть монахом или священником. Похоже, это не мое. Простите меня. Я вернусь домой. Слава Богу, что это произошло до принятия вечных обетов и священнического рукоположения. Уверен, что это – божье провидение, когда Он дал мне знать прежде, чем я дал обещание, которое не смог бы сдержать».

Я решил, что с наступлением дня пойду к наставнику новициев и расскажу ему. Немец по происхождению, он был весьма строг к нам, и когда мы устроили переполох с вином, и когда Анджело пропустил молитву, чтобы спасти птицу. Однако мы его глубоко уважали, потому что он сам относился к себе с той же строгостью.

– У Йохана есть призвание от Бога. Он получил от Бога много качеств, чтобы быть хорошим священником и монахом.

Он любил меня больше других. Правда, не афишировал этого перед остальными, но я чувствовал. Только сейчас я впервые осознал, каково это – уйти из монастыря, и у меня защемило сердце. Прежде чем подняться в свою келью, я зашел в пустой храм и сел перед крестом. Я понял, что никогда не думал о том, чтобы занять место Иисуса, висящего на кресте, хотя был готов заболеть вместо Сохи, что металась в жару на больничной койке. И я еще раз почувствовал себя виноватым перед Иисусом.

– Господи, когда рассветет, я пойду к нашему отцу-магистру. Ты знаешь зачем. Научи меня, что сказать. Здесь ли я или нет, я Тебя…

Я хотел сказать «люблю», но умолк.

– Господи, когда-то на этом месте я уже спрашивал у Тебя, ведь так? Я помню твой ответ тогда. Ты же сказал: «Люби! Люби ее!» Вот теперь я и собираюсь так поступить. Я боялся, что ослышался, но теперь понял. Господи, я верю, Ты показал мне, что это не мой путь. Ты прав. Господи, Ты знаешь меня лучше, чем я сам, поэтому через эти испытания показал мне, кто я. Господи, теперь я понимаю. Мне нужна она, чтобы любить Тебя сильнее. Я, Господи, знаю, что Ты не тот, кто будет винить меня за это. Потому что Ты есть любовь. И потому, что любовь, какой бы она ни была, исходит от Тебя. Единственное, о чем молю, чтобы мой уход отсюда не ранил других. Господи, благодарю Тебя, что дал мне это осознание, пока не стало слишком поздно, прежде чем я поклянусь перед людьми, что буду жить монахом до конца своих дней, и, приняв священнический постриг, посвящу лишь Тебе всю свою жизнь.

По идее, после того как вот так приведешь в порядок мятущуюся душу, на сердце должно полегчать. Однако неведомый груз давил на меня. Почему-то я не мог просто подняться и пойти в свою келью. Я подумал, что виной всему неурочный сон вечером. На сердце не полегчало, а наоборот – непонятное ощущение страха и беспокойства овладело мною. Я испытывал такое впервые. Оно было каким-то зловещим, печальным и причиняло боль. Я посмотрел на часы. Было 3:20. Как ни странно, две стрелки часов подозрительно перекрыли друг дружку.

Чтобы подняться в пять на утренний молебен, нужно было лечь и отдохнуть. Когда я шел по коридору, в кельях Анджело и Михаэля царила тишина. Я подумал, что попрощаюсь и с ними тоже при свете дня. Было даже чуть любопытно, что за выражение лица у них будет. Тут я припомнил, что сказал Анджело. Кто знает, возможно, они догадались о наших отношениях с Сохи. Я верил, что они будут хранить дружбу со мной независимо от того, каким путем я пойду. И даже решил для себя, что помчусь вперед всех поздравить их в день, когда они станут монахами, а потом и священниками, приняв вечные обеты. Дел хватит и за стенами монастыря. С такими мыслями я попытался утихомирить свое тревожное сердцебиение и заставил себя почти через силу закрыть глаза.

15

Казалось, я лишь на миг смежил веки, как меня разбудил телефонный звонок. Я соскочил с кровати и взял трубку. К моему изумлению, на проводе был аббат.

– Срочно, приготовь машину и сообщи мне, быстро!

В его дрожащем голосе чувствовалась неотложность этого поручения. Очень короткий сон вернул меня в реальность, где я – монах и секретарь аббата. Его голос звучал так настоятельно, что я помчался во весь опор, напрочь забыв про то, как всего несколько часов назад хотел сообщить наставнику о своем желании покинуть монастырь.

Когда я взял из гаража личную машину аббата и подъехал к входу в монастырь, он уже был там. И тут зазвонил колокол на пробуждение. Только тогда я понял, что произошло что-то из ряда вон выходящее, раз телефонный звонок настоятеля разбудил меня еще до утреннего колокола.

– Поехали в полицейский участок Тэгу.

Я тронулся с места.

– Брат Йохан, что вообще происходит с молодыми монахами в последнее время? Ты не в курсе?

Вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Лицо аббата в зеркале заднего вида было землистого цвета. Внезапно я подумал про Михаэля. Неужто он снова оказался в полицейском участке? «Что же делать?» – лихорадочно крутилось в моей голове, а в этом время зазвонил мобильный настоятеля.

– Да, комиссар, это преподобный Пак Самуил. Мы едем в полицейский участок. А, в больницу? Понял. Из монастыря сейчас сообщат родным. Да? Примерно в 3:20? Выходит, прошло не так много времени? Хорошо.

Закрывая телефон-раскладушку, аббат проговорил:

– Брат Йохан, оказывается, не в участок, а в католическую больницу Тэгу надо.

Та-ак… сначала полиция, теперь больница. Неужели он пострадал в драке с полицией или же пошел на самоповреждение из-за потасовки с полицейскими? Чего я только не передумал, расправив крылья воображения, аббат же, посидев какое-то время с прикрытыми глазами, позвал меня приглушенным голосом:

– Сильно не пугайся, выслушай меня. Михаэль и Анджело… попали в аварию. Сегодня на рассвете…

Выходит, когда вчера ночью я вернулся в монастырь, погашенный свет в кельях