Высокая небесная лестница - Джиён Кон

– Говорю вам это, чтобы вы не сильно злились на аббата из-за меня. Еще до наказания, ну и до того как меня забрали в полицейский участок, я отправил настоятелю письмо. Сейчас вот, когда думаю, волосы дыбом встают – и о чем я только думал тогда…
«Преподобный отец, самая большая Ваша слабость в том, что Вы с такой легкостью и без всяких угрызений совести соглашаетесь с секуляризацией церкви, которая все это время так упорно хранит молчание и притворяется, что не видит грехи богатых по отношению к бедным». Так начиналось письмо.
Передававший по цепочке стакан вина ARS-303 поперхнулся. Если бы не его кашель, то наступила бы гнетущая тишина. Молчание подавляло нас не потому, что мы были не согласны, а потому, что не осмеливались высказать подобное. Михаэль с трудом выдавил улыбку.
– «С того времени, как я пришел в монастырь, хотя нет, еще с тех пор, как я присоединился к католической церкви, меня мучил вопрос. Насчет слов “моя вина”. Когда мы наставляем людей говорить “моя вина”, то они вторят нам, смиренно склоняя головы, и вот я подумал, а действительно ли они ответственны за все это неверие и моральное разложение? Не лучше ли руководителям церкви обратиться к власть имущим? “Лицемеры, вы подобны побеленным гробницам. Вы исписываете памфлеты и плакаты лозунгами о свободе, равенстве и правах человека. Вы сажаете в тюрьму убийц, но награждаете венцом веры тех, кто при деньгах, лишь за то, что они регулярно ходят в церковь и платят десятину. А тех, кто заканчивает жизнь самоубийством из-за угнетения и злоупотреблений богачей, клеймите адом. Вы по всей строгости наказываете тех, кто угоняет машины, и даруете прощение тем, кто крадет право человека на достоинство, дарованное самим Небом. В последний день Господь скажет: «Вам, кто использовал Божью благодать на угнетение, лишение чужих жизней и сеяние отчаяния – вечно гореть в адском огне»”».
Далеко в горах куковала кукушка. Там же взлетали ввысь жаворонки. Слышалось громкое шкворчание жарящегося на гриле самгёпсаля.
– А потом, когда я ухаживал за братом Томасом, понял. Он никого не осуждал. Слабый, ссохшийся и беспомощный… он превратился в жалкого старика, но сумел сохранить улыбку. Я хотел вырвать свое сердце. Каких-то конкретных мыслей не было, но с каждым днем возрастало безумное чувство стыда за себя.
Кто-то, устремив взгляд на далекие горы, шмыгнул носом, а кто-то, подняв камень, со всей силы запустил «блинчик» по поверхности водной глади. Михаэль снова заговорил:
– Я имел в виду любовь. Любовь к слабому и бедному ближнему… Я хотел сказать про мир, который Иисус оставил нам перед вознесением. Однако в моем тоне любви не было, и нельзя было разглядеть мир также и в моих письмах даже под микроскопом. И как так случилось, что осознал я это, начав ухаживать за престарелым братом Томасом с его удивительно ясными глазами и невероятно жизнерадостным характером, который стал вроде малого дитя, что ходит под себя и при кормлении проливает половину еды. Он был так умиротворен, что на его фоне моя душа показалась мне отвратительной, полной ненависти под вывеской любви и готовой идти воевать под предлогом мира.
Мы снова пустили по кругу соджу. Молчание было прервано чьей-то фразой: «Ну, хватит. А то так глядишь и в святого превратишься…», после чего мы по знаку брата ARS-303 схватили Михаэля за его длиннющие руки и ноги и бросили в озеро Небесных Фей. Михаэль, бултыхаясь в воде всеми конечностями, с досадой что-то нам крикнул, а затем громко захохотал. Следом и мы встрепенулись от его смеха, которого, на самом-то деле, уже не слышали как лет сто.
– Брат Михаэль! Не вздумайте превращаться в святого. Ведь для этого для начала нужно умереть! – крикнул Анджело, и мы схватили его тоже.
– Ну, тогда и Анджело – в святые объятия!
Мы раскачали малорослого Анджело и бросили в озеро. А затем и сами, словно восьмилетние мальчишки, сцепившись, стали бороться и сбрасывать друг дружку в воду. Вскоре все мы напоминали вымокших до нитки мышей.
57
Я тоже оказался в воде в одежде и медленно поплыл к середине водохранилища. Когда уже прилично отдалился от своих товарищей, над водой повисла неожиданная тишина. Я устремился в эту тишь. В долине заливалась трелями неизвестная птица.
Мысленно я представил телефон, одиноко стоящий в кабинете. Теперь единственной ниточкой между мной и Сохи был этот телефон. Потому как нам, молодым монахам, еще не позволялось иметь мобильный. Несколько дней подряд я с утра до вечера ходил вокруг да около телефона, но от Сохи не было ни слуху ни духу. Сколько раз я хотел набраться смелости и позвонить ей на номер мобильного, который знал, но так и не смог. Потому что это было неправильно.
С берега доносился смех братии. Я пристально вглядывался в ее лицо, что всплывало перед моим внутренним взором. Оно поселило в моей душе одновременно и теплую грусть, и леденящее счастье. Я смог выбраться из воды лишь после того, как еще раз пообещал себе, что любовь – это отдача, истинная любовь – только отдавать и ничего не ждать взамен. Так мне удалось стряхнуть с себя сердечную печаль, которая неотступно преследовала меня.
58
По возвращении в монастырь привратник подошел ко мне.
– Брат Йохан! Вы знаете, тут утром приходил кое-кто, чтобы встретиться с братом Михаэлем, а он отказался и уехал на Соннётхан.
Это было неожиданностью. На лице у меня отразилось недоумение, и привратник добавил:
– Только ведь посетитель-то не ушел, а остался ждать. Притулился в приемной. Хотел угостить обедом, так не ест… Это женщина.
На последнем слове «женщина» у привратника отразилась на лице гамма смешанных чувств.
Это явно означало, что посетительница Михаэля не является ему близкой родственницей, а значит, оставался лишь один вариант.
– Я передам брату Михаэлю, – небрежно бросил я и уже было миновал ворота, как привратник потянул меня за рукав.
– Брат Йохан! Я уж как тридцать лет на воротах стою, чего только не перевидал. На гадалку, конечно, не тяну, но в людях маленько разбираюсь. Брату Михаэлю сейчас приходится несладко, так что лучше бы ему с ней не встречаться. Вы уж сходите, посмотрите. Мне показалось, негоже, чтобы другие увидели, вот я только вам, брат Йохан, и говорю. Хорошо бы отослать ее, как-то не очень обстановка располагает…
Привратник задумчиво покачал головой.
Когда я открыл дверь в приемную, сразу в нос ударил резкий запах духов. На ней были короткие шорты, футболка выглядела обычной,