Дни, когда мы так сильно друг друга любили - Эми Нефф
Энн обнимает меня и протягивает бутылку. Руки у нее словно изящные веточки, элегантное платье облегает стройную фигуру. Прямые светлые волосы отливают блеском. Она почти такая же высокая, как Томас, и успехов у нее не меньше: она директор рекламного агентства на Манхэттене, они работают в нескольких кварталах друг от друга. Энн всегда привозит нам из города какие-нибудь вкусности: изысканные сыры, импортные ликеры, затейливую выпечку. Когда мы в честь шестнадцатилетия повезли Рейн на бродвейский спектакль, Томас и Энн пригласили нас поужинать в ресторане «Окно в мир». От высоты у Эвелин слегка кружилась голова, а Рейн постоянно вскакивала из-за накрытого льняной скатертью столика и, прижимаясь ладонями к стеклу, восхищенно разглядывала кажущийся игрушечным бесконечный город.
Я беру красное вино и говорю спасибо.
– Понятно, что у вас сумасшедший график, но сегодня такой важный день! И на пляже мы здорово отдохнули. Жаль, что вас не было.
– Сейчас-то мы здесь! – Томас заметно резковат со мной. – Что там с ужином, ма?
– Все готово. Вы как раз вовремя, – радостно кудахчет Эвелин, поправляя разложенные приборы.
– На самом деле он хотел спросить, как вы себя чувствуете, – вмешивается Энн и участливо интересуется у Эвелин: – Как самочувствие?
– После вашего приезда гораздо лучше. – Она стискивает руку Энн. – Хватит обо мне, еда стынет.
Остальные члены семьи занимают свои места, и мы жадно набрасываемся на горячее после долгого дня, проведенного на солнце. Вайолет и Коннор сидят далеко друг от друга, между ними – дети. Когда они только познакомились, они чуть ли не на одном стуле были готовы сидеть, а сегодня обменялись от силы парой слов. Вайолет сказала, что Патрику нужен солнцезащитный крем; Коннор спросил, какой сэндвич ей достать из холодильника: с ветчиной или с индейкой. Их отношения сейчас держатся только на детях и общих домашних делах. Они словно болтаются над бездной, нельзя их оставить в таком состоянии, не зная, найдут ли они точку опоры, не кинув им спасательный трос. Коннор мне всегда нравился. Еще при первом рукопожатии он показался мне искренним и надежным, несмотря на их бурный роман и быструю помолвку. И он мне до сих пор симпатичен. Я – за Коннора.
Все постепенно наедаются и переходят к разговорам о работе, учебе, планах на лето; я встаю, чтобы произнести тост. С бокалом в руке окидываю взглядом тяжелый сосновый стол, разнокалиберные стулья, собранные со всего дома, и членов своей семьи, сидящих бок о бок по периметру. На столе запеченная свинина в соусе, кукуруза в початках, картофель по-французски, тушеная зеленая фасоль. Из рук в руки передаются солонка и перечница с изображением парусников и щербатая масленка. Через приоткрытую дверцу шкафа позади стола видно шаткую стопку настольных игр и пазлов. На меня направлены выжидающие взгляды, вилки и ножи замирают, в открытые окна дует легкий ветерок. Наш дом одиноким маяком сияет в темноте.
– Не верится, что еще один год прошел. Тебе семьдесят шесть, Эвелин, и ты такая же красивая, как тогда в шестнадцать, когда сошла с поезда. Мы, конечно, и представить не могли, что нам придется пережить за нашу совместную жизнь. – Я делаю паузу и киваю в сторону детей и внуков. – Не могли вообразить ту радость, которую все вы нам принесли. – И заканчиваю, повернувшись к Эвелин: – Спасибо за то, что ты рядом. Ты для меня – всё. Люблю тебя. С днем рождения!
Звенят бокалы, все наперебой поздравляют Эвелин. Она благодарит с сияющими глазами.
Слеза стекает по щеке Джейн, нашей независимой и стойкой старшенькой. Необузданная, комок нервов, рук, ног и волос; сто лет не видел ее плачущей. С непримиримым видом она мотает головой.
– Вы этого не сделаете.
За столом воцаряется тишина. Вдруг громко всхлипывает Вайолет, у нее всегда все чувства как на ладони. Однажды в детстве она нашла в траве яйцо малиновки. Поблизости не было никаких гнезд. Она завернула его в полотенце и положила в коробку у своей кровати, а по ночам пела ему песни. Увы, птенец не вылупился. Вайолет так рыдала, когда хоронила яйцо, что у меня заходилось сердце. Сегодняшние слезы дочерей чуть ли не заставляют меня пересмотреть свое решение. Хочется избавить их от боли, высидеть яйцо, выпустить птицу на волю.
– Это бессмысленно! – вспыхивает Томас.
Энн хлопает его по руке.
– Хватит, а? Сейчас не время.
– А когда? Судя по их словам, времени-то у нас совсем немного.
– Это наша жизнь, наше решение, – спокойно говорит Эвелин, даже слишком спокойно. – Ты действительно хочешь это обсуждать при детях?
– Это касается не только вас, а всех нас тоже! Включая их! – Томас указывает вилкой на внуков, опустивших глаза в тарелки.
Эвелин соглашается:
– Что ж, это правда. Вайолет, Коннор, что скажете?
Вайолет кивает.
– Они уже взрослые, и Патрик все понимает, хотим мы того или нет. Хорошо, если они услышат напрямую от вас.
– А как вы собираетесь это сделать? – вклинивается Томас, его голос напоминает скрежет наждачной бумаги.
– Уж с такими-то вопросами зачем лезть?
Впервые за вечер я слышу Коннора с его бостонским говором. Хмуря рыжеватые брови, он смотрит на Томаса. Тот наклоняется вперед.
– Ну они ведь так хорошо все продумали, поэтому я хочу знать. Как?!
– Томас, не сходи с ума!
Вайолет бледнеет. Внуки молчат. Не слышно даже стука вилок о тарелки. Патрик рос со старшими сестрами и братом и привык слышать разговоры, для которых был слишком мал, но, боюсь, сегодняшний – это перебор для любого двенадцатилетнего ребенка, даже для Патрика. Поворачиваюсь к нему. Щеки у парнишки порозовели, глаза опущены. Меня тревожит, какие воспоминания у него останутся о сегодняшнем вечере. Как этот разговор повлияет на его собственные взгляды на жизнь и смерть, как наше решение отразится на нем, изменит его, его старших братьев и сестер, а также Рейн.
– Резонный вопрос, – говорит Джейн.
– Это же не произойдет волшебным образом. Вы должны что-то сделать. И кто-то после этого должен вас найти. Есть желающие? – Томас сверлит сестер взглядом. – Я так и думал! – Он поворачивается к нам. – Давайте больше информации, если уж решили нас в это посвятить.
– Таблетки, Томас, тебя устроят? Мы воспользуемся таблетками. Нас заберет скорая. Больно не будет. – Эвелин говорит сдержанно, спокойно. – Для вас все это звучит странно…
– Да ладно?!
Томас отхлебывает вина.
– …Но однажды вам все равно придется жить без нас, а так, по крайней мере, мы сможем подготовиться и извлечь из оставшегося времени максимум.
– Но зачем назначать дату?
