Самый тёмный грех - Ноа Хоуп
Напряжение, которое сдерживало меня всё это время, разом отпустило. Я рухнул на неё сверху, всем своим весом, тяжело дыша, чувствуя, как её тело всё ещё мелко подрагивает подо мной. Разгорячённый лоб уткнулся в её мокрую от пота и моей спермы спину.
Несколько мгновений мы лежали так, неподвижно, прижатые друг к другу. Комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь нашими тяжёлыми вздохами и отдалённым шумом города за окном.
Придя немного в себя, когда пульс перестал бешено биться где-то в горле, а дыхание стало более ровным, я лениво перекатился с Даны и лёг рядом. Моя рука тут же нашла её талию, притягивая к себе, не желая отпускать ни на дюйм. Теперь она лежала лицом ко мне, её глаза были всё ещё закрыты, длинные тёмные ресницы влажно слиплись, а на нежных щеках алели следы только что высохших слёз. Я провёл тыльной стороной ладони по её щёчкам, мягко стирая последнюю солёную дорожку.
– Ты идеальна, Дана.
Её ресницы дрогнули и медленно, словно нехотя, поднялись, открывая миру её глаза, потемневшие от пережитого наслаждения. Она посмотрела на меня – долгим, изучающим взглядом, в котором плескалась целая буря эмоций: усталость, уязвимость, тлеющие угли страсти и что-то ещё, более глубокое, более сложное, что-то, что я не мог прочесть. Словно видела меня впервые, или, наоборот, наконец-то рассмотрела то, что так долго не хотела замечать.
– Лукас… – её губы чуть дрогнули, словно она хотела сказать что-то ещё, но слова застревали в горле.
Я молчал, давая ей время собраться с мыслями, наслаждаясь этой минутой, её полной открытости. Моя рука всё ещё покоилась на её щеке, большой палец невесомо поглаживал нежную кожу под глазом, чувствуя, как трепещут её ресницы.
Наконец, она глубоко вздохнула, собираясь с силами.
– Я… – начала она хрипло, облизнув пересохшие губы, – Я люблю тебя, Лукас.
Довольная улыбка тронула мои губы. Да, я давно это чувствовал – в каждом её сопротивлении, которое всегда, неизбежно, заканчивалось одним и тем же – её полной, безоговорочной капитуляцией передо мной. Но услышать её признание, произнесённое вслух, было упоительно.
Она приняла меня всего, со всей моей тьмой.
– Я тоже люблю тебя, мой ангел. – прошептал я, и наклонившись, нежно коснулся её губ своими. Этот поцелуй был совсем другим, не таким, как предыдущие – в нём не было страсти, не было огня, только тихая нежность и всепоглощающая любовь.
Отстранившись спустя несколько секунд, я уже повернулся к тумбочке, чтобы взять салфетки и стереть следы нашей страсти с её кожи, как вдруг услышал её удивлённый вздох. Я медленно обернулся, вопросительно приподняв бровь. Её глаза, всё ещё тёмные от желания, были широко распахнуты от шока.
– Крылья… – прошептала она, её пальцы робко потянулись к моей спине, но замерли на полпути. – Ангел…
– Ах, это, – протянул я небрежно и криво усмехнулся, прекрасно понимая, что именно она увидела – татуировку ангела с крыльями на всю спину. Затем всё-таки взял пачку, вытащил одну и начал нежно вытирать её спину, ощущая, как она вздрагивает от каждого моего прикосновения. Закончив, отбросил салфетку и снова лёг рядом, притягивая Дану к себе, так, чтобы её голова удобно устроилась у меня на груди. Пальцы начали лениво перебирать её мягкие пряди.
Пришло время для некоторых откровений.
– Сразу после того, как вытащил тебя из того ада, я набил эту татуировку. – я почувствовал, как она замерла, но продолжил рассказывать: – С этого момента всё и началось, Дана. Моя одержимость тобой. Я увидел тебя – сломленную, испуганную, но с огнём в глазах, который они не смогли потушить, – и понял, что ты моя.
Я сделал паузу, давая ей время переварить эту информацию, осмыслить услышанное. Её рука нашла мою на её талии, пальцы судорожно сжались.
– Как ты уже знаешь, я следил за тобой все эти годы, – продолжил я ровным голосом. – Установил камеры в твоей квартире. Поставил жучок и прослушку на телефон. Я слушал все твои разговоры, знал, кому ты звонишь, с кем встречаешься. В общем каждый твой шаг. Ночью, когда ты спала, я пробирался в твою комнату. Днём, скрываясь в тени, следовал за тобой по улицам, когда ты выходила из дома. Я хотел знать о тебе всё.
Её тело напряглось в моих объятиях, но она не пыталась вырваться, просто молча впитывала каждое слово.
– Даже клуб, где мы встретились, я открыл его и назвал в твою честь. Мой личный храм, посвящённый тебе. Но прежде чем ты сделаешь поспешные выводы, – голос стал мягче, – я ни разу не занимался там ни с кем сексом. Только когда эта жажда и одержимость тобой становилась почти невыносимой, я… позволял некоторым из них облегчить напряжение. Минеты, не более. Никаких поцелуев и прикосновений сверхнеобходимого. Ничего, что могло бы осквернить твой образ в моей голове. Каждый раз это были разные девушки, и их лица стирались из памяти через десять минут. Потому что всё это время я ждал только тебя, Дана.
Я замолчал, чувствуя, как бешено бьётся её сердце о мою грудную клетку. Это была лишь часть правды, которую я мог рассказать сейчас, не рискуя напугать её и испортить момент. Остальное покажу ей позже, когда она будет готова.
Тишина затянулась. Она молчала так долго, что я уже начал думать, что она не ответит, что мои откровения оттолкнули её, воздвигнув между нами непреодолимую стену. Но потом её голос, тихий, но твёрдый, прозвучал у самого моего уха:
– Ты больной, одержимый ублюдок, Лукас Висконти.
Лёгкая, самодовольная усмешка тронула мои губы.
– Возможно, – согласился я. – Но я твойбольной, одержимый ублюдок, Дана. Только твой.
Она чуть приподняла голову, её глаза встретились с моими. В них не было страха, который я ожидал увидеть. Только тёмная, непоколебимая решимость, понимание того, кто я есть на самом деле, и принятие.
– Да, – выдохнула она. – Мой.
И в этот момент, когда между нами, наконец, рухнула последняя стена, я понял, что это – наше настоящее начало. Но это несладкая сказка со счастливым концом. Не история искупления, а суровая, безжалостная правда о двух сломленных душах, нашедших друг в друге своё извращённое спасение. Она приняла мою тьму, так же как я принял слабый свет, который всё ещё тлел где-то в глубине её души, обещая искупление, которого мы оба не
