Майор, спеши меня любить (СИ) - Кир Хелен

Он такой огромный, а я такая маленькая.

Ой. Ой-ой-ой!

Громобой стоит вплотную. Своими плечами его груди касаюсь. Это так странно и почти страшно. Мозгами понимаю, что он не тронет, но все равно переживаю.

Если бы не ужасные случаи в моей жизни, когда люди казались такими надежными, добрыми и почти родными так не поступали, то может вела бы себя совсем по-другому.

Мои глаза размером с приличный воздушный шар, видимо. Хлопаю ресницами, кусаю губы, осторожно выпутываюсь из рук.

- Не парься, – хрипло сообщает.

Тут же разворачивается и спешно выходит из кухни.

Ба-бах! Хлопает дверь. Вздрагиваю.

Да что ж я такой урод-то? Люди в одном помещение со мной находиться не могут. Всех я бешу и раздражаю.

Заношу тарелку над раковиной. Есть не хочется больше. И еду выбрасывать нельзя. Вдруг ее завтра не будет, как случалось уже много раз. Пока думаю, в углу раковины материализуется мохнатый комок. В ужасе распахиваю глаза. И ору! Во всю силу легких.

7. Коротнуло.

Бросаюсь на кровать ничком.

Ты ебнулся, Юматов?

Очнись, придурок. Она же девочка совсем. Двадцать если есть, то хорошо. Переворачиваюсь на спину и с силой луплю по матрасу. Угораздило?

Меня снова скручивает, вдохнуть-выдохнуть без вариантов. Таращит и вертит, что может быть хуже. А ни хрена! Что не придумай все равно будет не легче того, что сейчас разрывает.

Все же у меня были психи в роду. Судорожно вспоминаю хоть кого-то из поехавших со стороны матери или отца. Хотя что отца … Мы с ним с разных планет. Короче! Никого психованных. Я первый.

Быстро сглатываю несколько раз подряд. Зажмуриваюсь до искр. Только среди искр вновь, будто издеваясь, изгиб ее талии вспыхивает. И голый пупок. Впечатываю кулак в подушку. Что за жесть?

Переворачиваюсь, вдавливаю затылок в матрац и накрываю полыхающее лицо подушкой.

Когда коротнуло? Растерянно соображаю. Тут среди болезненных уколов выкручивающей муки не собраться. То в живот ширяет, то в бедро, то в …

Сегодня и коротнуло. Теперь как?

Подскакиваю, рву на себя оконную раму. Высовываюсь наполовину и жадно дышу. Лютым морозом шпарит до иголок, а я не могу засунуть себя назад в разбушевавшееся тело.

Остывай. Остывай же.

Клянусь себе, что завтра встречусь с Жанкой. Все от недотраха, все беду от этого. Воздержание грех. Причина только в этом. Загнался, запарился и на выходе адовый трешак словил.

Да какой трешак. Не отпускает меня. Признайся уже сам себе. Всадило под кожу и разносит там.

Она как редкий цветок. Растет в камнях, нежная и тонкая. С виду вроде ничего особенного, а присмотришься, с ног валит уникальность. Пугливая, стеснительная, внутри огонь полыхает. Я его всеми фибрами чувствую.

- Миша!

Со злости херачу по подоконнику. Что делает?

«Миша» … Присутствие жжет, испепеляет до праха.

Зря ты пришла, Яна. У меня же кипит. Падаю со сдавленным стоном на кровать.

Не реагирую. Постоит и уйдет. Извиниться же хочет, к бабке не ходи. Накрываю голову подушкой, делаю вид, что крепко сплю.

Быстрый стук по двери. Яна дергает ручку, которую нечаянно запер. Голос тревожный, очень испуганный. Что ее так триггернуло? Или опять приступ. Сам не понимаю, как подлетаю с матраса, открываю.

Она с перекошенным лицом забегает, как обезьянка карабкается в высокое кресло. Забивается в угол, трясется вся.

- Что случилось?

- Там мышь!

- Какая мышь? Не может быть. Это нормальный дом с хорошими перекрытиями, не халупа.

- Михаил, я не вру, – лязгает зубами, – я этих гадов с детства боюсь. Гадость. Мохнатая гадость с тонким лысым хвостом. Ужас.

- Пошли посмотрим.

- Нет. Я боюсь.

- Ладно. Сиди здесь.

Она перескакивает на мою кровать, поджимает ноги.

Оп-па-а …

Ну зачем ты на нее влезла, а? Очумело таращусь на голые щиколотки. Мать моя, да что ж переклинило-то. Бабы что ли не видел никогда. Хоть стой, хоть падай. Убиться о стену.

Вместо того, чтобы идти тучи разгребать, мне хочется Яну на коленки посадить и качать. Чтобы бояться перестала. А то трясется, аж подпрыгивает.

Залипаю, а потом с болью выдираюсь из болючего неадекватного желания.

Прикрываю дверь, иду на кухню.

На столе сидит Галкин джунгарик. Понятия не имею как он ко мне пролез, но разведением грызунов занимается моя очаровательная соседка. От нее протиснулся. Беру его в руки. Иду показать Яне, сказать, что это не мышь.

- Ян, посмотри.

- Ой, нет. Уберите, пожалуйста, – визжит, я глохну.

Бледнеет и готова в обморок грохнуться. От греха сваливаю. Несу пропажу, зажав ладонями. Открываю дверь на площадку, вижу зареванную дочь Гали. Стоит, озирается по сторонам.

- Дуняш, ты чего?

- Степка убежал. Я вот тут играла д-ынём, и он уб-бежал. Дядь Миш, – горестно потрясает пухлыми ручонками, – ну что жа делать! Ево жа кошки сожрут.

Глажу сцепленными руками по макушке. Шмыгает, дрожит губешками. Один бант развязался. Присаживаюсь рядом и подмигиваю.

- Признавайся. Забыла его тут?

- На минуточку ас-стафила, – вытирает огромные капли слез, – за морковкой пошла.

- Дуняш, – шумит снизу Галя, – нет его.

Тоже в отряде спасателей числится.

- Поднимайся, – перегибаюсь через перила. – Галь! – машу ей. – Вот, – показываю Дуне джунгарика, – бери и больше не теряй.

Глаза малышки загораются.

- Дядя Миша! – прижимается Дунечка, а я закоксовываюсь. Дуньку я нежно обожаю, но вот восторг ребенка переношу с трудом. Сразу в глотке что-то … Короче, лучше без этого. – Какой жа ты хороший.

Пока она прячет Степку в клетку, поглаживаю по голове. Хорошенькая она девочка. Только бандитка немного. Но это нормально.

- Спасибо, Миш, – отдуваясь, подходит соседка, – ну запарилась. Все обшарила, а он убежал с помощью кого-то.

- Не ругай, – подмигиваю Дуняше, – а ты не теряй.

Прощаемся. Ухожу к себе.

Вхожу в спальню и чтоб меня! Яна спит. Спит. В моей постели. У нее стресс.

А мне что теперь делать? Кровать-то моя?

Моя. И че?

Были ваши, стали наши. Марш отсюда, майор Юматов. Кругом, твою мать!

8. Опасная прогулка и стук в груди.

Мне очень хочется угодить Михаилу. Грызу ноготь, выискиваю за окном хоть что-то на чем можно взгляд застопорить. Громобоя нет. Ушел на работу, лишь записку оставил, велел никого не бояться и никому не открывать дверь.

Я бы с удовольствием, но мне так хочется что-то приготовить. В холодильнике шиш с маслом. Нет ничего, кроме полуфабрикатов. Это что еда? Как этим насытить два метра?

Соскакиваю с подоконника. Скашиваю взгляд. На столе лежит две купюры по тысяче. Интересно сколько сейчас стоят овощи? Думаю недолго, с любопытством пялюсь в окно. И рынок прям вон он, рукой подать. Прилипаю плотнее к стеклу. Максимум метров сто.

Голова еще думает, а тело уже влезает в одежду. Стягиваю тысячу и захлопнув дверь бегу. На улице замираю. Задираю голову к небу, вдыхаю. Голова кругом. Как же опьяняюще пахнет свободой.

Наслаждаться особо не приходится, быстро иду за овощами. Понимаю, что Юматов будет ругаться, но я ничего плохого не делаю.

Почти не выбирая, покупаю картошку, морковку, лук и зелень. Натянув капюшон, волоку пакеты. Под ногами скрипит снег. Слушаю его. Там он скрипел обреченным звуком вечной мерзлоты.

- Девушка …

По спине словно плетью протягивает. Страх разгоняет по телу свои крошечные ледяные иглы. Руки мгновенно зажимают полиэтилен и превращаются в окаменелые кувалды.

- Девушка!

Нагибаю голову ниже, ускоряюсь до максимума. С тревогой отмеряю время. До подъезда еще шагов сорок. Не так много, но теперь расстояние кажется километровым.

- Позвольте спросить.

Рядом. Меня догоняют.

- Я ничего не знаю, – от ужаса голос пропадает.

- Да глянь, че ты дикая такая, – насмешливо тянет, – не покусаю же.