Я. Тебя. Сломаю - Ольга Дашкова

И теперь он умирает у меня на руках.

Глава 37

Больничный коридор.

Белые стены, залитые неоновым светом, давят на психику, а стук каблуков по кафельному полу эхом разносится в тишине. Красная лампочка над операционной горит уже третий час, словно немигающий глаз, наблюдающий за моей болью.

Хожу взад-вперед, как загнанная в угол пантера. Руки дрожат, хотя я стараюсь их контролировать. На платье – темные пятна его крови, засохшие, ставшие суровым напоминанием о том, что произошло на складе.

Амир принял на себя пулю, предназначавшуюся мне.

Эта мысль крутится в голове, как заезженная пластинка. Он закрыл меня своим телом, не колеблясь и не раздумывая. Человек, который всегда просчитывал риски на несколько шагов вперед, просто шагнул под дуло пистолета.

Ради меня.

Женщину и ее подельника убили люди Амира, через пару секунд как раздался выстрел. И теперь он там, за этой проклятой дверью, борется за свою жизнь, пока хирурги пытаются извлечь пулю из его груди.

– Госпожа Демир, – медсестра подходит осторожно, словно боится меня спугнуть. – Может, присядете? Выпьете чаю?

Качаю головой, не останавливаясь. Сидеть не могу. Если сяду, то развалюсь на части от беспомощности. А я должна быть сильной. Ради него. Ради нас.

Стук каблуков в коридоре заставляет меня обернуться. У меня сердце в пятки уходит, когда я вижу стремительно приближающуюся фигуру.

Хадидже-ханым.

Мать Амира врывается в коридор, как ураган в черном платье. Глаза покраснели от слез, лицо искажено горем и яростью. За ней семенят две подруги – тетки или кузины, я не помню, – они что-то бормочут на турецком, пытаясь ее успокоить.

Но Хадидже не слышит ничего, кроме собственной боли.

– ТЫ! – кричит она, целясь в меня, как в мишень. – Это все ты! Ты и твоя проклятая гордость!

Выпрямляюсь и встречаю ее яростный взгляд. Внутри все сжимается от чувства вины – она права, это моя вина, – но я не позволю себе сломаться. Не сейчас.

– Хадидже-ханым…

– ЗАТКНИСЬ! – ее голос срывается на визг. – Мой сын умирает из-за тебя! Он лежит там с пулей в груди, потому что ты не можешь сидеть дома, как нормальная жена!

Женщина подлетает ко мне вплотную, ее лицо искажено от ненависти.

– Ты думала, что можешь играть с ним? Убегать, как избалованная девчонка? А теперь моего сына, возможно, убьют из-за твоих капризов!

Каждое слово бьет наотмашь, но я не отступаю. Да, я виновата. Да, если бы я не сбежала от Мурата, не пошла бы одна на набережную, этого бы не случилось.

Но я не позволю ей растоптать меня.

– Прекратите, – мой голос звучит ровно, хотя внутри все пылает. – Приберегите свои истерики для другого случая.

Хадидже открывает рот от удивления – видимо, она не ожидала, что я буду сопротивляться.

– Как ты смеешь?!

– Смею, – делаю шаг навстречу, глядя ей прямо в глаза. – И я не позволю Амиру умереть. Ни сегодня, ни завтра. Он выживет, потому что он Амир Демир. А ваши вопли ему сейчас не нужны.

– Лучше бы ты умерла! – кричит она, срываясь на рыдания. – Эта пуля предназначалась тебе! Тебя должны были убить, а не моего мальчика!

Эта пуля предназначалась тебе.

Эта фраза падает, как камень в стоячую воду, и расходится кругами в моем сознании. Я замираю, вглядываясь в ее лицо.

Откуда она знает?

Откуда Хадидже-ханым знает, что пуля предназначалась мне, а не Амиру? На складе, кроме похитителей, меня и Амира, никого не было. Охрана оставалась снаружи и не могла видеть, что именно происходило внутри. Она ворвалась туда после выстрела.

Никто не мог рассказать ей, как именно ее сын получил пулю.

– Откуда вы это знаете? – спрашиваю тихо, но мой голос режет тишину коридора, как нож.

Хадидже моргает, словно очнувшись от транса.

– Что… что ты имеешь в виду?

– Откуда вы знаете, что пуля предназначалась мне? – повторяю, внимательно наблюдая за ее реакцией. – Кто вам сказал, что Амир заслонил меня собой?

Секундная пауза, мелькание глаз. Она ищет слова, ищет объяснение.

– Керем… Керем мне сказал…

– Керема не было на складе, – перебиваю. – Он приехал в больницу позже нас. И вообще, когда в этом доме женщинам рассказывали подробности мужских дел?

Поворачиваюсь, ища глазами Керема. Он стоит у стены, прислонившись к ней плечом, и молча наблюдает за нашей перепалкой. В его глазах читается что-то, чего я не могу понять. Усталость? Удивление? Или осознание того, о чем он не хочет говорить?

– Керем, – обращаюсь я к нему. – Ты рассказывал матери, что именно произошло на складе?

Он пожимает плечами, но в его позе чувствуется напряжение.

– Я рассказал только то, что знаю. Амира подстрелили, когда он пытался тебя спасти.

– А откуда ты знаешь подробности? Ты же не был…

– Хватит! – перебивает меня Хадидже, ее голос дрожит от злости и чего-то еще. Страха? – Какая разница, откуда я знаю! Важно то, что мой сын умирает!

Но теперь я как собака, взявшая след. В ее поведении есть что-то неправильное, что-то, что не вписывается в общую картину.

– Вы знали, – медленно произношу я, пытаясь собраться с мыслями. – Вы знали о похищении еще до того, как оно произошло.

– Ты с ума сошла…

– НЕТ! – рявкаю так громко, что она отступает. – Я не сошла с ума! Я наконец-то начинаю понимать, что здесь происходит!

Хадидже бледнеет, на ее лице выступили капли пота. Подруги за ее спиной переглядываются, явно не понимая, о чем идет речь, но чувствуя напряжение.

– Слушайте меня внимательно, – мой голос становится холодным как лед. – Я выясню, кто это организовал. Я найду того, кто нанял эту женщину. И когда я его найду…

Не договариваю. Слишком много свидетелей, слишком много ушей. Но Хадидже понимает, что ей угрожают. В ее глазах мелькает что-то похожее на страх.

– Ты ничего не найдешь, – шепчет она. – Ты просто напуганная девчонка, которая не понимает, в какой мир попала.

– Может быть, – соглашаюсь. – Но я жена Амира Демира. И я не позволю никому причинить ему вред. Никому.

Последнее слово я произношу, глядя ей прямо в глаза.

Хадидже разворачивается и уходит, уводя за собой своих спутниц. Коридор опустел, остались только мы с Керемом. Он все еще стоит у стены и смотрит на меня с каким-то новым интересом.

– Интересное представление, – говорит он наконец. – Мать в гневе может наговорить лишнего.

– Слишком много лишнего, – соглашаюсь, не сводя с него глаз. – Керем, где ты был сегодня днем?

– По делам. У меня, в отличие от некоторых, есть свои дела.

– Какие дела? Где?

Он улыбается, но в его