Кляпа. Полная версия - Алексей Небоходов

– А с планом ты сроднилась? – парировала Кляпа. – У нас минус девяносто два часа до конца. Или ты думаешь, что кто—то за тебя родит? Может, твоя мультиварка? У неё, кстати, хотя бы режим «подогрев» есть.
Валентина хотела что—то ответить, но язык был занят поддержанием слюноотделения. Мысли бегали кругами, как крысы на станции метро – вроде все куда—то спешат, но никто не уходит.
– У тебя план? – наконец выдавила она.
– Конечно, – отозвалась Кляпа с энтузиазмом сомнительного вида. – Мы запускаем «сексуальный будильник».
Валя повернула голову с такой скоростью, что шея треснула, как пакет с гречкой.
– Сексуальный… что?
– Будильник, Валюша. Таймер. Пинг. Протокол активации репродуктивного поля по случайному триггеру. Смысл прост: ты больше не контролируешь, когда тебе захочется. Всё будет внезапно, мощно и, как показывает практика, в самое неудобное время.
Валентина уставилась в стену. Та, как и положено хорошей стене, молчала.
– То есть… ты хочешь сказать, что я теперь – секс—граната?
– Ну, не прямо «секс». Скорее, «влажное возбуждение с задержкой реакции». Но да, механизм именно такой. В любой момент, в любом месте, по щелчку – бах! И ты снова готова зачать хотя бы кактус.
Валентина вдохнула. Медленно. Как при погружении в кипяток.
– А предупредить ты не могла?
– Предупреждение – это для слабых. Ты – наша последняя линия обороны. Надо учиться жить в условиях боевого тревожного состояния.
– Я работаю в офисе. Какого чёрта зачатие должно происходить по тревоге?
– Потому что твоя сексуальность в режиме ожидания даёт сбой. Я тебя уже не могу руками двигать – ты как гуталин на морозе. Нужен стимул.
Валентина замолчала. Где—то в душе скрипнуло кресло. Может, от ужаса. Может, от скуки. А может, это совесть пыталась сбежать из организма, но наткнулась на отчётность.
– А что будет, если это случится… ну… в людном месте? – осторожно спросила она.
– Валюша, у нас нет «если». У нас есть «когда». И «где». И оба эти пункта – вне зоны твоего влияния. Мы всё автоматизировали. Добро пожаловать в эру автозачатия.
– Это незаконно, – пробормотала она. – Наверное.
– У тебя нет больше законов. Только протокол и табличка с пометкой «объект под наблюдением».
На секунду повисла тишина. Даже холодильник затаился, будто боялся стать свидетелем нового витка сюжета.
– Значит, я просто… жду?
– Нет, ты живёшь. Как женщина. Как боец. Как фабрика эмоций на последнем издыхании. И, кстати, оденься. Если будильник сработает прямо сейчас, ты хотя бы не опозоришься в этом мешке из—под картошки, который ты называешь халатом.
Валентина медленно поднялась. Табуретка скрипнула, словно осознала, что теряет свою единственную клиентку.
– Скажи честно… – выдохнула она. – Мы с тобой умрём?
– Мы с тобой не умрём, Валюша. Мы либо зачнём, либо станем материалом для утепления космических сортиров. Выбор – за тобой.
Она пошла в ванную. Внутри гудело. Не как от простуды. Как от торжественной церемонии конца.
А будильник уже тикал. И, кажется, совсем скоро кто—то зазвонит. Не по телефону – по позору.
Универсам «Продукты+» встретил Валентину, как старенькая тётка на вахте: с натянутой вежливостью, за которой скрывалось явное подозрение. Воздух внутри стоял как в бане для пенсионеров – густой, душный, слегка мясной. Освещение мигало, как пьяный фонарщик на каникулах, и каждая тележка скрипела так, будто возила груз вины.
Валя взяла корзинку и пошла вдоль полок с видом человека, который ищет не йогурт, а хоть какой—то смысл. Сканировала ценники, как будто знала, что в одном из них скрыта инструкция к спасению. Но всё было напрасно. Даже скидка на гречку не внушала оптимизма.
Первая странность подкралась возле полки с сервелатом. Внезапно где—то внутри щёлкнуло – не громко, но с эффектом разрыва шаблона. Всё вокруг вдруг приобрело дополнительную плотность: воздух стал гуще, пальцы – влажнее, уши – краснее.
Внутри живота прокатился медленный, ленивый каток. Прямо под рёбрами. И оттуда – волной, вверх, как гейзер с похотью вместо воды. Валентина вздрогнула, дернулась, и с таким энтузиазмом схватилась за полку с колбасами, будто хотела не выбрать, а спастись от падения в ад.
– Пармезан… – выдавила она в пространство, но получился не голос, а звук, будто кто—то попытался петь через пылесос.
Ноги подкосились, спина выгнулась, лицо пошло пятнами. И не благородными – а такими, какими покрываются бананы за минуту до мусорного ведра. Губы сами начали кривиться в какую—то пародию на улыбку: нижняя дрожала, как желе на трамвае, верхняя пыталась сбежать на лоб. Взгляд стал влажным, стыдным, расползшимся. Один глаз косил в «акцию на лук», другой – в мир иной.
Плечи поплыли. Рука непроизвольно потянулась к голове, зачем—то поправить невидимую причёску. Шея поворачивалась с грацией сломанного зонтика. Спина при этом гнулась назад, как у человека, который одновременно страдает от судороги, эротического транса и желания исчезнуть.
– Всё хорошо… – прошептала Валентина с такой интонацией, как будто пыталась уговорить котлету не гореть.
Рядом уже начали оборачиваться. Бабушка с капустой затаилась, как разведчик. Мужчина в пиджаке снял очки и протёр их, чтобы убедиться, что видит не эротическую галлюцинацию. Ребёнок с тележкой захлопал глазами и спросил у мамы, что с тётей. Мама утащила ребёнка в отдел молочки, бормоча «не смотри, это актриса».
А Валентина продолжала извиваться. Левая нога топталась на месте, правая пыталась отступить, но пол был скользким – не в физическом смысле, а в жизненном. Бёдра двигались с тем уровнем сексуальности, какой бывает у антенны во время шторма. Спина выгибалась волной, лицо сводило в гримасе между предынфарктным шоком и попыткой сыграть лиса—Алису.
Кляпа, очевидно, уже открыла попкорн. И тут, как спущенный с небес чек—лист санитарного контроля, к ней подошёл молодой менеджер.
Бейдж с именем «Илья» болтался у него на груди, как символ беспомощной цивилизации. Вид у него был тревожный, как у человека, который однажды нашёл в упаковке макарон иголку, но до сих пор никому об этом не сказал.
– Простите… вам плохо? – спросил он, наклоняясь. От него пахло кофе, пластиком и легким ужасом.
– Нет! – слишком громко сказала Валя, и сразу же добавила: – Да! То есть… мне просто жарко. Просто вдруг… сервелат! Ха—ха…
Илья посмотрел на неё так, будто пытался вспомнить, есть ли в их магазине алгоритм по работе с одержимыми.
– Давайте я отведу вас в подсобку. Там есть вода… стул… кулер… воздух… стены… – он сбивался, как будто сам начал заражаться её паникой. Но взял её под локоть – аккуратно, почти нежно, как берут кота, который может обмочиться от страха или влюблённости.
Валентина не сопротивлялась.