Кляпа. Полная версия - Алексей Небоходов

– Переходим к селекции, – сообщила она, как будто собиралась выбирать зерно из проса, а не чью—то потенциальную сперму.

Валя затаила дыхание. Даже не от страха – от предчувствия того, как именно в этой квартире прозвучит фраза «группа пригодности».

– Объект первый, – сообщила Жука, перелистывая экран. – Сергей Валентинович. Возраст сорок два. Профиль: начальник, претендующий на роль самца—альфы, но с очевидными физиологическими и психологическими расхождениями. Индекс плодовитости – средний. Уровень инициативы – высокий. Потенциальные риски – театральность, патологическое самомнение, повышенное содержание холестерина в семенной жидкости.

– Простите… – всхлипнула Валя, – как вы узнали про холестерин?

– У нас доступ к офисному холодильнику. Его масло – прямой донос.

– Перспективность? – продолжала Жука, не обратив внимания. – Только при отсутствии других кандидатов и наличии липидной терапии. Оценка – два с плюсом.

– ДВА С ПЛЮСОМ? – выкрикнула Кляпа внутри головы. – Мы чуть не умерли в Суздале! Мы прошли через Наполеона в носках! А она – на два с плюсом?!

– Двигаемся дальше, – объявила куратор. – Курьер Паша. Возраст двадцать восемь. Профиль: транспортная доступность, физическая активность, низкий уровень абстрактного мышления. Генетический материал – среднего уровня. Привлекательность – ситуативная. Эмоциональная устойчивость – стабильная, но с элементами пахнущей простоты.

Валя крепко зажмурилась. Перед глазами всплыло лицо Паши с вечной жвачкой и фразой «Ща, детка, дам тебе скидку на минералку».

– Потенциал – умеренный. Возможна передача базовых инстинктов, но есть риск рождения ребёнка с наклонностями к рэпу и спортивному питанию.

– И что? – пролепетала Валя. – Это плохо?

– На усмотрение Совета. На текущий момент – оценка три.

– Это… на балл выше Валентиновича?

– Курьер стабилен. Валентинович – поэма в трёх действиях, где каждое – плохо срежиссировано.

Следующий кандидат появился с плавным щелчком. Очки, небрежный худи, футболка с надписью «Error 404: date not found».

– Иван. Айтишник. Возраст двадцать пять. Технически грамотен, психоэмоционально спокоен, вежлив…

– Ну хоть тут без катастроф, – выдохнула Валя.

– Именно. Биологически непригоден. Отмечен как «гипотетически недосягаемый». Оценка – ноль. Но… – Жука приподняла бровь. – За внешность и терпение – почётный значок наблюдателя.

Кляпа вздохнула. Сильно. Как шкаф.

– Я всегда знала, что Ваня не для нас, – пробормотала она. – Слишком он… слишком человек.

Щелчок. Новый экран. На нём – широкое лицо, румяные щёки, слегка лысеющие виски и добродушная ухмылка, с которой, кажется, можно и в разведку, и на родительское собрание.

– Гриневич. Андрей. Известен как Гриня. Возраст двадцать лет. Профиль: бывший одноклассник. В школе – буллинг, после школы – компенсаторная симпатия. Работа – продажи. Степень влюблённости в объект – стабильно растущая.

– О нет… – прошипела Валя. – Только не он…

– Потенциал – высокий. Генетика пригодная. Эмоциональный фон – насыщенный, но нестабильный. Риск слияния с носителем – велик. Возможен эффект «зависания в коконе взаимных воспоминаний». Ребёнок может родиться сентиментальным. И с кепкой.

– Это ещё хуже, чем с холестерином, – вздохнула Валя. – Эмоции… Боже, дайте мне кого—нибудь, у кого хотя бы кредитная история в порядке.

Жука строго посмотрела на неё:

– На текущий момент этот кандидат – лучший.

– Лучший? – взвизгнула Кляпа. – Из чего мы выбираем? Из дегустационной панели из пяти банок с надписью «ну хоть не таракан»?

Планшет мигнул. Экран показал список: «Резервные кандидаты: библиотекарь, сантехник, водитель маршрутки, тренер по зумбе, преподаватель философии (на рассмотрении)».

– Мы обязаны продолжить анализ, – произнесла Жука. – Но приоритетом остаются первые четыре. Остальные будут активированы в случае вашего полного отчаяния.

– Я уже в нём, – сказала Валя. – Я в таком отчаянии, что готова зачать от самого списка.

– Это не предусмотрено, – ответила Жука. – Но я зафиксирую ваше состояние как «эмоционально нестабильное, но потенциально отзывчивое».

Планшет щёлкнул. Таблица исчезла.

– До следующей попытки – семьдесят восемь часов, – подвела итог куратор. – Выбирайте. Или, по крайней мере, начинайте гладить кого—то глазами.

Валентина уставилась в пол. Пол, как всегда, был не против. Но ответа не дал.

Жука—Собчак защёлкнула планшет с таким выражением лица, словно только что подписала смертный приговор личному пространству Валентины. Пиджак её чуть скрипнул на плечах, как театральный занавес перед репризой.

– Инструкция по действиям загружена в ваше подсознание, – произнесла она, будто говорила не с человеком, а с программируемым тостером. – Повторять не буду. Отработаете самостоятельно. Срок – семьдесят восемь часов. Потом я вернусь.

Повернулась к двери с холодной грацией человека, покидающего судилище, где подсудимый был виновен уже по факту наличия души.

– Если за это время не будет достигнут хотя бы один доказуемый сексуальный акт с зачатием или, на крайний случай, с намёком на моторику, – добавила она, задержавшись у порога, – я лично займусь вашей утилизацией. Причём в прямом эфире. На моём канале. С донатами и таймкодами.

Валя моргнула. Потом ещё раз. В голове раздалось какое—то шуршание – то ли это затихала Кляпа, то ли психика сворачивала коврик.

– Это будет интересный контент, – добавила Жука и слегка наклонила голову. – Говорят, вас в России любят за страдания. Так пусть хоть одно из них будет хорошо смонтировано.

Она хлопнула дверью – не слишком громко, но с тем хрустом, после которого в квартире обычно зависает ощущение, что никто больше не войдёт. Никогда.

На какое—то время повисла тишина. Холодильник затих. Кляпа не подавала признаков жизни. В розетках повисла такая тишина, будто и они решили временно перейти в режим молитвы.

Валентина стояла посреди комнаты, как мышь в эпицентре атомной лекции. Медленно, с достоинством, от которого осталась одна только оскорблённая челюсть, она села на диван. Потом, как будто это был конец эпохи, опустила лицо в ладони и громко, хлюпающе, без романтики, зарыдала.

– Я не подписывалась, – выплюнула она сквозь слёзы. – Я вообще не регистрировалась на эту галактическую вакансию! Я хотела вести отчёты! Писать заявки! Распечатывать служебки с грифом «копия»! Я хотела умереть на офисном стуле, а не в прямом эфире с формулировкой «недозачатия»!

Плечи её вздрагивали, нос предательски шмыгал, а халат предательски обтягивал, будто собирался участвовать в этом унижении до последнего шва.

Где—то в темени, как слабый вай—фай на даче, зашуршала Кляпа.

– Валюша…

– Что? – всхлипнула Валентина. – Хочешь ещё одну таблицу? Новую миссию? Убеждение, что, если я выучу все позы Камасутры и выложу их на полу из фасоли – нас кто—нибудь оплодотворит?

– Нет, – сказала Кляпа. Тихо. Без привычного ерничания. – Я просто… я хотела сказать, что мне жаль.

– Чего тебе жаль? Что я человек с лицом как у бухгалтерии и либидо, которое спит с тапками?

– Жаль, что я подумала, что всё будет просто. Что ты – просто тело. А я – просто в нём.