Хризолит и Бирюза - Мария Озера
— А может, наоборот, я надеюсь, что это не он, — тихо произнесла я, уставившись на бордовую стену, по которой солнце разливало тёплые пятна света.
Всё происходящее требовало ответа, но в моей душе пока были лишь догадки, недоверие и смутные обрывки воспоминаний.
Криста наклонилась ближе, её глаза искрились любопытством, но в этом блеске читалась и тень, что-то большее, чем простое желание знать. Кончики её пальцев скользнули по воде, вызывая мягкие круги на поверхности, будто она пыталась поймать в них мои слова.
— Ты его уже неплохо знаешь, не так ли? — тихо спросила она, и голос её прозвучал почти у самого моего уха.
Что мне ответить? Наша связь всегда была обрывочной — как недосказанный разговор, застывший на полуслове. Местом, где чувства сталкивались с реальностью и ломались.
— Знаю лишь то, что он не тот, кем хочет казаться, — уклончиво произнесла я, вспоминая его ледяной взгляд, обжигающий сильнее огня. — В нём есть нечто… трудное для описания, но невозможное для игнорирования.
Криста подняла на меня глаза, и её лицо омрачилось.
— Почему ты так думаешь?
Я уловила, как интерес в её глазах вспыхнул сильнее — как искра в сухой соломе.
— Я не могу объяснить, — пробормотала я, взяв в пальцы кончики своих волос и заметив их сухие, сечёные края. — Это ощущение. Будто за фасадом его уверенности скрыто что-то ранимое. Несовершенное.
Слышать его крики в подвале, видеть его эмоции при пробуждении — все это не вязалось с тем Ниваром, который впервые предстал мне при дворе или который с невероятной холодностью вырубил одного из близнецов на площади.
Съехав по ванне в воду по нос, я смотрела на свои колени, перебирая мысли по порядку.
Мне было тяжело возвращаться в ту ночь аварии, когда я видела его беспомощным, раздавленным самим собой. И ту ярость в глазах — будто направленную не на врага, а на самого себя. От этого воспоминания внутри всё ещё что-то тревожно дрожало.
— Мы так и не разговаривали по-настоящему с тех пор, как он очнулся, — сказала я, зачерпывая горсть горячей воды и плеснув её на лицо. — У меня множество вопросов, и каждый день их становится все больше и больше. От этого я не могу с собой ничего поделать, эта недосказанность разрушает меня изнутри. Все было хорошо, пока я не получила письмо Жизель…
Я крепче сжала губы, чтобы не позволить голосу сорваться в плач. Грудь сдавило, сердце билось так, будто вот-вот пробьёт себе выход. Я глубоко вдохнула, ловя себя на том, что дрожу.
Я помнила письмо Жизель — каждое слово врезалось в память, словно было написано кровью. Моей кровью.
Пока я находилась в этом месте красных фонарей, меня разрывало от навязчивых мыслей, но стоило мне покинуть эти стены, встретиться с Лоренцом, повидаться с Агнесс, какой бы занозой в заднице она ни была, как всё становилось на свои места. Будто никакой тоски, будто никаких душевных терзаний.
Только легкость.
— Мне надо сегодня заехать к Лоренцу и окончательно утвердить дату проведения бала, учитывая текущие обстоятельства в столице, — уже деловым тоном произнесла я и перевела взгляд на подругу. — А у тебя какие планы?
— Жизель дала задание закупить в клуб новое постельное бельё и предметы декора в бутиках на центральной улице. Думала предложить тебе пойти со мной…
— О, я могу присоединиться, если ты ещё не закончишь к тому времени!
Обсудив ещё пару организационных мелочей, Кристана покинула мою комнату, и я наконец осталась наедине с собой. Ванна вернула телу лёгкость, но голова всё ещё тонула в сумятице мыслей. Я села за туалетный столик, глядя на отражение в зеркале. Тонкие пальцы скользнули по подбородку и щеке, будто пытаясь стереть усталость, которая темнела под глазами и выдавалась мягким светом лампы.
Рука потянулась к расческе… но неожиданно взгляд падает на маленький листок на столешнице. Я замерла, сердце отозвалось болезненным толчком. Записка — сложенная небрежно, будто оставленная в спешке. Я взяла её в руки и развернула. Строчки, написанные мелким, но уверенным, размашистым почерком:
«Миллиарды звёзд померкли этой ночью от твоей красоты».
Глава XXXIII
Мне всё же пришлось задержаться на кухне и оправдываться перед девочками, будто я — преступница, застигнутая с поличным. Я пыталась объяснить, что этой ночью не произошло ничего особенного, что всё прошло так же, как и у них порой бывает. Но мои слова звучали жалко на фоне прищуренных, подозрительных взглядов, падавших на меня со всех сторон. Даже круассаны с маслом — мои спасители после бессонной ночи — перестали приносить удовольствие: каждый кусок застревал в горле.
— Вы же сами знаете, что не всё должно превращаться в фарс, — пробормотала я, стараясь держать ровный тон, будто сама себе внушая уверенность. Я старалась говорить спокойно, но пальцы выдавали меня — они нервно барабанили по столешнице, словно отмеряли удары моего сердца.
Но девочки только переглядывались и перешёптывались, словно стая пташек, и каждая их улыбка была ещё одним уколом. Чем больше я отрицала, тем сильнее звучало это отрицание, и я уже начинала сомневаться сама. Чай, который я тянула мелкими глотками, не помогал — лишь нервная дрожь отдавала в веке, и правый глаз предательски подёргивался. В итоге я затолкала в рот остаток круассана, даже не почувствовав вкуса.
— А ты не знаешь, кто это мог быть? — Софи наклонилась вперёд, её медные волосы скользнули по плечам, а зелёно-голубые глаза впились в меня с детской жадностью.
— Даже не представляю, — пожала я плечами, торопливо дожёвывая. — Он настоял, чтобы у меня были завязаны глаза.
— А по ощущениям… молодой или старый? — протянула Шена, театрально обхватывая себя за плечи и закатывая глаза так, будто сама оказалась в чужих объятиях. Интерес в глазах девушек вспыхнул ещё ярче.
Я машинально уставилась куда-то в потолок, вспоминая прикосновения, и голос мой стал тише:
— Молодой.
— Странно… — протянула Зои, распластавшись по столу с таким видом, будто сама ночь валялась на её плечах. Чёрные кудри едва не свесились в мою тарелку. — Откуда у молодого столько денег, чтобы купить самую дорогую девочку в нашем клубе?
— Может, у него… хорошие связи, — ответила я, сжав губы и погружаясь в собственные мысли.
Кухня наполнилась щебетом, смехом, фразами, налетающими со всех сторон, и я почувствовала себя в клетке, окружённой птичьим гомоном. Не зря Лоренц называл их «птичками» —
