Северный ветер - Александрия Уорвик

Медленный, угрюмый кивок.

– Я заболел, милорд. Мама сказала, что я поправлюсь, но у нее не было денег на лекарства.

Мальчишка такой маленький, такой испуганный. И, разговаривая с ребенком, Борей смягчается. Проблеск того, кем он мог быть с покойной женой и сыном.

– Вижу, что в прошлом году ты толкнул сестру. Она украла твою игрушку, не так ли?

– Я не хотел причинить ей боль. Мама сказала извиниться, и я извинился. И разрешил сестре играть с моими игрушками. – Мальчик шмыгает носом, и у меня сжимается сердце. – Вы отправите меня в плохое место?

Король стужи откидывается на спинку трона, погруженный в раздумья. На его губах появляется невольная улыбка.

– Нет, Нолан, я не отправлю тебя в плохое место. Я отправлю тебя к другим детям, где ты сможешь играть весь день напролет. У тебя всегда будет вдосталь еды, и ты больше никогда не заболеешь. Там есть женщина, которая о тебе позаботится. Как тебе это?

Мальчик поднимает заплаканные глаза.

– А мама там будет?

– К сожалению, придется подождать. Но когда мама наконец придет, тебе будет что ей рассказать.

Убедившись, что его не наказывают, мальчик успокаивается. На пухлом личике отражается такое умиротворение, которого я еще никогда не видела. Беспрекословная вера в слово Северного ветра.

Тот поднимает руку. Вспышка – и мальчик исчезает.

Борей не сразу вызывает следующего, будто ему нужно время, чтобы унять сложные чувства, мелькающие в его глазах.

– Это было мило с твоей стороны, утешить мальчишку, – бормочу, повернувшись к Борею. Когда он не отвечает, я продолжаю: – Каково это – заглядывать в чужое прошлое?

Борей смотрит прямо перед собой не мигая. Мимолетные чувства сплетаются в более сложную картину.

– Как будто на меня обрушивается волна. Накатывают сцены и мгновения, вспыхивают образы и звуки, важнейшие мгновения жизни, и моя задача – разделить нити, просмотреть отмеренный человеку срок от начала и до конца. С детьми проще. Они несут меньший груз. Их мотивы просты, движимы чувствами, не разумом. В Невмовор я, кажется, отправил всего горстку детей, но они были постарше.

– А как насчет Бездны?

– В Бездну не отправилось еще ни одно дитя.

Открываю рот, чтобы задать больше вопросов, как вдруг кто-то стучит в двери зала.

Борей замирает, руки в черных перчатках стискивают подлокотники трона.

Тишина звенит – будто погребальный звон.

– Войдите! – подаю я голос.

Дверь скрипит, медленно-медленно открываясь. Призраки оборачиваются, желая увидеть, кому же хватило глупости прервать суд Короля стужи.

– Тиамин, сюда! – машу я служанке, чьи глаза кажутся совсем огромными за стеклами очков.

Она спешит ко мне, держа в руках небольшую накрытую тарелку. Боковым зрением замечаю, как дергается верхняя губа у Борея, как плотно сдвинуты над переносицей его брови, словно превратившись в сплошную линию. Надо, впрочем, отдать ему должное: когда Тиамин приближается, он не рычит.

Служанка приседает в реверансе, низко склонив голову.

– Леди Рен.

Бросает встревоженный взгляд на ощетинившегося короля. И, передав мне тарелку, поспешно удаляется. Борей продолжает сверлить во мне прищуром дырку.

Киваю на очередь подданных.

– Продолжай, пожалуйста.

– Нас прервали в последний раз или мне ожидать еще одной нелепой выходки?

– Тут, думаю, как посмотреть. Какую нелепую выходку ты имеешь в виду?

Борей весь морщится, но в итоге удостаивает меня не ответом, а еще одним вопросом:

– Что она тебе принесла?

– А тебе не надо сосредоточиться на очередном Суде?

Он бросает взгляд на вереницу любопытных призраков.

– Подождет.

Меня охватывает приятное удивление: несмотря на то что я ворвалась незваной, Борей, пусть ненадолго, но отложил обязанности.

– Ванильный торт с малиной, – объявляю я, снимая округлую серебряную крышку и открывая взору само совершенство под ней. Край куска обрамляют зубчатые пики блестящей белой глазури.

Слюнки текут. Хватаю лежащую рядом с тортом вилку, и зубчики плавно погружаются во влажное произведение искусства. Подношу кусочек ко рту, с губ срывается невольный тихий стон. Сайлас не перестает меня радовать. Каждый его торт просто бесподобен. Борей ерзает на троне, раздувая ноздри.

Набив щеки, протягиваю ему вилку.

– Торт? – Звучит, правда, больше как «товт».

Пара крошек падают мне на колени. Опускаю на них взгляд, потом снова смотрю на Борея, который наблюдает за мной, вскинув бровь, и его холодные-прехолодные глаза чуть оттаивают редким весельем. Все еще не верю, что он не любит торты. Нет никого, кто не любит торты.

– Ну давай. Малюсенький кусь? – Вилка вторгается в личное пространство короля, и он с подозрением отстраняется. – Пожалуйста?

Надуваю губы.

– Друзья едят вместе десерты, знаешь ли.

Борей так долго смотрит на мой рот, что у меня опаляет жаром щеки. Но я никогда не была из тех, кто отступает, так что держусь, даже когда возникает желание облизнуть губы, становится любопытно, как бы тогда потемнел, сгустился его взгляд.

– Если я попробую, – спрашивает Борей, – ты замолчишь до конца Суда?

– Да.

Может быть.

Он переводит взгляд на торт. Один-единственный кусочек, ожидающий, когда же его съедят. На горле, привлекая мое внимание, дергается кадык, затем короткий кивок наконец позволяет поднести вилку ко рту короля.

Его губы приоткрываются и смыкаются вокруг зубчиков. Я забираю вилку, и сладость соскальзывает, оставаясь в плену рта, чье дыхание прохладно, но губы, по крайней мере сейчас, мягкие и теплые.

– Вкусно?

Борей пожимает плечами, жует. Его выдает приподнявшийся уголок губ.

– Тебе нравится, – я тычу в его сторону вилкой. – Признайся.

– Не нравится мне ничего подобного, – но он указывает на тарелку, и я передаю ему вилку, чтобы он уже сам отправил в рот еще кусочек.

Прочистив горло, я откидываюсь на спинку трона лицом к залу. Призраки наблюдают, как их бог, чье слово – закон, чей Суд – их вечность, уписывает половину десерта за несколько укусов. Я абсолютно не в силах сдержать улыбку.

Северный ветер любит торты.

Так и знала!

– Следующий, прошу вперед, – голос Борея, глубокий и звенящий, заполняет огромное, полное эха пространство.

Робкая женщина послушно семенит ближе, сгорбленная фигурка скрыта плотной шалью.

– Назови…

Король цепенеет. Взвивается на ноги так стремительно, что мой смертный взор не успевает уследить, когда двери в конце зала распахиваются с такой силой, что их срывает с петель.

Створки врезаются в окна. Стекла разлетаются вдребезги сверкающей тьмой и сворачиваются тугой спиралью, что постепенно ширится, заставляя призраков отпрянуть.

В руке Борея возникает копье, потрескивая мощью. Из острия вырывается лед, устремляясь к вихрю цвета глубочайшей ночи. Осколки раскалываются, их мелкие фрагменты вспарывают сущность, что проникает все дальше в зал.

Один за другим призраки падают.

Я стискиваю подлокотники трона, застыв. Женщина валится на пол, раскинув руки-ноги. Затем мужчина с длинной косой, что хлещет его по лицу, когда он растягивается плашмя. Холод впивается в мои обнаженные руки, шею, у изогнутых потолочных балок собираются облака. Из них шквалами валит снег, защищая нас от врага. Чернота слегка отступает.

– Что происходит?! – Мой голос теряется в шуме ветра, глаза неудержимо слезятся. – Темняки?!

Борей стискивает зубы.

– Нет, – выплевывает он. – Всего лишь еще один дальний