Судьба в наследство. 1. Письмо, с которого все началось - Елена Александровна Ковалевская
- Ясно, - вздохнула Агнесс. - А я бы все равно хотела замуж выйти.
- Не судьба! - припечатала ее Юозапа, вставая и вновь укладываясь ближе к нам. - Человек предполагает, а Господь располагает!
- Да, - Агнесс скорбно кивнула, соглашаясь с ней. Поерзала немного, утерла лицо и посмотрела вопросительно на меня.
- Что? - я догадалась, о чем она хочет меня спросить, но прикинулась дурочкой.
- А ты как попала в орден? - озвучила девочка свой вопрос.
- Да никак, просто пришла и все, - как можно спокойнее ответила я. Рассказывать мне не хотелось совершенно. Терпеть не могу тревожить призраков прошлого.
- Совсем просто-просто? - продолжила допытывать она.
- Совсем просто-просто, - кивнула я. - Ты лучше лицо умой.
- И ты совсем ничего не расскажешь?
- Да, нечего, - отмазалась я. - Просто решила и пришла в орден.
- Ясно, - еще раз вздохнула она, встала и принялась мыть из поясной фляжки раскрасневшееся лицо.
Я же невольно принялась ворошить прошлое.
Не люблю вспоминать свое детство, не слишком оно было радостным. После того как умер отец, и ленными владениями управлять стало некому, точнее мать не захотела, ее родня решила вопрос просто - вдову с двумя дочерьми выдали замуж. Быстро сговорились с ближайшим соседом, не захудалого рода, барона, и тоже вдовца. Мать радовалась свадьбе. Она была из тех женщин, которые не могли обходиться без мужского плеча, всегда нуждалась, чтобы кто-нибудь о ней заботился. Ее призвание, как и у многих женщин нашего времени - хлопать красивыми глазами, вздыхать, краснеть, бледнеть да падать в обморок. Сосед оказался мужчина видным, властным, нетерпимым к непослушанию других, но мать ему пришлась по нраву. Свадьбу сыграли той же весной, едва закончился положенный траур. Нам с сестрой он не нравился, но кто нас тогда спрашивал?! Да и спрашивали ли когда-нибудь детей - хотят ли они нового отчима или мачеху? Взгляд у него был тяжелый такой, ощупывающий и оценивающий. Мы старались не показываться отчиму на глаза, а он не торопился выказывать нам свою любовь и заботу. Мать вновь расцвела с новым мужем, она была не так уж и стара - всего тридцать. Лиане же тогда было двенадцать, а мне восемь лет.
Так продолжалось года три. Сестра уже в пятнадцать выглядела как взрослая девушка, я же в свои лета как была доской, мосластым и костлявым жеребенком, так и осталась, только вытянулась сильно вверх.
Я не помню, как и что развивалось, но постепенно стала замечать, что сестра все реже начала выходить из комнаты, и чаще стала сидеть и играть со мной. Мать же все больше и больше становилась ею недовольна, злилась, но я не понимала отчего. В ту же пору пошли разговоры о скором замужестве с младшим сыном графа д'Эбове, мол, засиделась девица.
Все случилось в один из вечеров, когда мать поехала навещать троюродную тетку, а отчим, сославшись на подагру, остался дома. Услышав непонятный грохот, я побежала в комнату к Лиане, но ее дверь оказалась заперта. Я кричала, билась, стучала, но никто так и не открыл. Слуги на шум никак не отреагировали, и не пришли посмотреть, что же случилось. Я же довольно долго стояла, уткнувшись в запертую дверь, все плакала и звала сестру.
Неожиданно ключ в замке провернулся, и дверь распахнулась; оттуда вышел отчим с расцарапанной щекой. Я испуганно отшатнулась в сторону, прижавшись к стене.
- И ты, маленькая сучонка, здесь! - он оттер кровь с лица. - Прибежала! Попробуй вякнуть что-нибудь матери, и с тобой придется познакомиться так же близко, как с твоей сестрой! - и, выдав мне оплеуху, пошел прочь.
Я залетела в комнату, стулья были опрокинуты, посуда и подсвечники сброшены со стола. Лиана сидела в углу, и невидящими глазами смотрела на меня, держась руками за горло. Платье все было разорвано, на шее красовались синяки, а нижняя юбка в пятнах крови.
- Ли... Ли-и, - я подбежала к ней, крепко обняла. - Ли, он тебя бил?
- Нет, - прошептала она искусанными губами, так тихо, что я едва разобрала. - Другое... - потом с силой оттолкнув меня от себя, крикнула: - Уходи! Уходи отсюда! Убирайся из этого дома! Как можно скорее убирайся из этого дома! - я вылетела как ошпаренная.
Ночью Лиана повесилась, запершись у себя в комнате. Ее обнаружили, когда вернулась мать, на другой день после обеда. Когда я вся в слезах попыталась рассказать ей, что произошло, она отвесила мне оглушительную пощечину.
- Не ври! Ты всегда мне врешь! Завидуешь моему счастью, и она завидовала! Всегда на него заглядывалась! Беситесь, что у меня скоро будет наследник, не чета вам, девкам! - и так далее все в таком же духе. Много я тогда могла понять?! Лишь плакала и смотрела на нее большими глазами.
Меня на неделю заперли в своей комнате. Только от няньки я узнала, что в смерти Лианы обвинили сына конюха. Будто бы он это сделал, потому она и повесилась. Мальчишку запороли до смерти на конюшне. Отец, которого заставили смотреть на изуверство, творимое с его ребенком, не выдержал и умер там же на месте.
Спустя месяц, когда живот матери стал заметен, отчим почему-то принялся оценивающе посматривать на меня. Нянька начала одевать меня как можно страшнее, старалась сделать более неуклюжей, но это мало помогало. Тогда няня предложила мне, чтобы я носила крест и всем рассказывала, что собираюсь в монастырь, замаливать грехи за сестру и служить Богу. Доброй она была женщиной и всегда хотела как лучше. Сначала это действовало, но все же мать стала косо поглядывать и на меня. Впрочем, тут же заговорили о свадьбе, опять-таки с сыном графа д'Эбове - раз не вышла одна, выйдет другая. Было
