Аптекарский огород попаданки - Ри Даль

— Псковской? — заинтересовался старший из братьев. — Тут совсем рядом. Что за вспышка?

— Не могу знать. Надеюсь, ничего критического. Но лучше навести справки.

— Напишу князю Полонскому, — пообещал Василий.

— Напиши-напиши. А розовые пилюли я взял с собой, на всякий случай, — сказал Вениамин со вздохом. — Такая ирония: приготовлять лекарства и уповать, что они никогда не сгодятся.

— Ваша правда, Вениамин Степанович, — поддержала я, обменявшись с ним тёплыми взглядами. — Но ваши изыскания в любом случае бесценны. Свет науки дарит шанс на лучшую жизнь. Так что старания в любом случае не пропадут.

— Благодарю вас, Александра Ивановна. Признаться, меня печалит вся эта ситуация… — он замолчал, видимо, вспомнив, что за столом не только участники приключений по вызволению Груни из лап Ставрогина.

Несомненно, Василий рассказал брату эту историю. Насколько подробно — не знаю, но Булыгин-младший не стал дальше развивать тему, и я тоже не решилась спросить напрямую, могу ли вернуться на службу в Аптекарский огород.

Только после ужина, улучив момент, я подошла к Вениамину. И решила не ходить вокруг да около, а спросить в лоб:

— Скажите, Вениамин Степанович, есть ли мне смысл надеяться, что вы возьмёте меня с собой в Москву?

Он потупил взгляд, и уже по одному этому можно было судить об ответе:

— Ах, Александра Ивановна, мне бы крайне желалось именно этого. Однако Василий утверждает, что и вам, и Агриппине Никифоровне безопаснее всего находиться здесь. А я, право, теряюсь, что же мне делать…

— Полагаю, ваш брат прав, — признала я. — Вот только мне претит мысль прятаться до конца дней своих…

Я не ждала от него какого-то ответа или решений. В конце концов, мои проблемы касались только меня. Уже чудо, что Булыгины так покровительствовали мне, фактически преступая закон — ведь Василий рисковал собственной репутацией, пряча меня в своей усадьбе.

— Александра Ивановна, — внезапно окликнул Вениамин.

Я остановилась, хотя намеревалась уже уйти в свою комнату.

— Да, Вениамин Степанович?

— Как по-вашему… — он замялся в нерешительности.

— Говорите же, — попросила с тайной надеждой в голосе.

— Как по-вашему, действительно ли имеет смысл просить руки Агриппины Никифоровны? — Булыгин уставился на меня почти с мольбой, словно моей руки сейчас просил.

— Разумеется, — ответила прямо и без сомнений.

— А не откажет ли?.. — Вениамин, кажется, слегка покраснел.

— Уверена, не откажет.

— Тогда… — он сделал глубокий вдох. — Тогда ведь Агриппина Никифоровна окажется под моей протекцией… — рассуждал он судорожно. — Тогда никакой помещик больше не покусится на её безопасность…

— Так и будет, — заверила я.

Вениамин поглядел на меня вдохновлённо:

— Вот ведь и решение, — заговорил уже живее и радостнее. — Агриппина Никифоровна сможет отправиться со мной… А я… А мы снова вместе будем работать… Спасибо вам, Александра Ивановна! Спасибо! — он схватил мою руку, порывисто поцеловал и полетел куда-то в неизвестном направлении. Возможно, прямо сейчас, на ночь глядя решил воплотить свою идею в жизнь.

Что ж… Если так, тогда я могла искренне порадоваться за Груню.

Глава 72.

Июнь 1877 года, с. Воронино, имение Булыгина под Санкт-Петербургом

—————————

Солнце мягко грело щёки, уже совсем по-летнему, и я, стоя на коленях у розового куста, вдыхала свежий аромат молодой листвы и цветущих яблонь. Тёплый ветерок шевелил выбившиеся из косы пряди, а земля под пальцами была прохладной, податливой, почти живой. Я осторожно подрезала старые ветки садовыми ножницами, которые Архип Кузьмич выдал мне с таким видом, будто я попросила его фамильные драгоценности. В этом простом занятии — в запахе земли, в шорохе листьев — я находила странное утешение. После недель бегства, тревог и неопределённости копаться в саду было почти роскошью. Здесь, среди зелени и тишины, можно было на миг забыть, что моя жизнь — запутанный клубок недосказанностей, недоделанностей, который я никак не в силах распутать.

Розы в саду Булыгина ещё только готовились к цветению. Их бутоны, тугие и зелёные, с едва заметным розовым намёком, обещали вскоре раскрыться в пышные цветы — алые, кремовые, бледно-розовые. Я внимательно осматривала каждый куст, удаляя слабые побеги и подвязывая ветви к деревянным шпалерам, чтобы они не сломались под тяжестью будущих соцветий. Если всё сделать правильно — вовремя подкормить, защитить от холода, который в июне ещё мог нагрянуть*, — розы станут гордостью сада.

Я вспомнила розовые пилюли Нострадамуса, над которыми мы с Вениамином Степановичем работали в Аптекарском огороде. Лепестки четырёхсот красных роз, кипарисовые опилки, ароматические травы… Тогда я думала, что это, возможно, лишь легенда, но теперь, касаясь этих кустов, представляла, как их будущие цветы могли бы стать частью чего-то большего. Частью спасения. Частью моей мечты. Я мечтала о настоящем деле, когда смогу спасать людские жизни и приносить глобальную пользу. Но теперь эти мечты эти казались ещё более далёкими, почти нереальными, пока я сидела здесь, в чужом саду, ухаживая за розами, словно это и есть моё предназначение.

Мысли мои, как назло, кружились вокруг одного и того же. Груня. Вениамин. Их помолвка.

С того вечера, когда Вениамин Степанович, краснея и запинаясь, объявил о своём намерении, Груня не умолкала. Она то и дело подбегала ко мне, сияя, как начищенный самовар, и взахлёб рассказывала, как они с Вениамином поедут в Москву, как он обещал ей отдельную комнатку при лаборатории, где она сможет ему ассистировать… вместо меня. Её счастье было таким заразительным, что я невольно улыбалась, но в груди всё равно ныло. Не от зависти — упаси боже. От чувства, будто все вокруг находят своё место, а я… я всё ещё блуждаю в потёмках.

— Сашенька, ты только подумай! — восклицала Груня вчера за ужином, чуть не роняя ложку в суп. — Вениамин Степанович говорит, что я смогу учиться! Прямо при нём, в Аптекарском огороде! Он показал мне книги — такие толстющие, умные, с картиночками! Я ж и половины слов-то не поняла, но Вениамин Степанович обещался всё-всё мне объяснить!

Я кивала, подбадривала, радовалась за