Воля владыки. У твоих ног - Рия Радовская
— Серьезно? — Хесса даже не поверила сначала. Мечты не сбываются так просто. Не у нее. Она резко зажмурилась, потому что сразу вспомнила Сардара. Тогда тоже не верила. Ни во что. А потом влипла. Но сейчас речь шла совсем о другом. И Лин вовсе незачем было ей врать. — Да мне плевать, сколько учиться. Здесь, кроме книг, все равно нечем заняться, и даже если б было… Я хочу. Даже не представляешь, как хочу. Спасибо.
— Утром в зале для упражнений, знаешь, где это? — Лин все еще улыбалась. — А если хочешь, можем и вечера прихватить, тебе все равно со стандартного комплекса начинать, ни мышц нормальных, ни растяжки. Если кто и спалит, ничего особенного, наклоны-приседания.
Тем же вечером и начали, и если это было «ничего особенного», то страшно даже представить, как и чему учили Лин. Болело все. Простые вроде бы движения открывали в теле неведомые доселе мышцы, и эти проклятые мышцы совсем не радовались тому, что о них вспомнили. После каждого занятия Лин таскала ее в купальню и заставляла отмокать в горячей воде, рассуждая про какую-то молочную кислоту, которая должна разложиться. Хессе было плевать, что это за пакость, главное, что и правда становилось легче. Постоянная усталость казалась скорее приятной, чем муторной. Хесса теперь засыпала мгновенно, едва упав на кровать. Бубнящие до полуночи голоса не мешали и даже не бесили. Не бесило вообще ничего, кроме собственной убогости. Лин говорила, что она неплоха, что у нее отличные данные, великолепная реакция и вообще «будет толк». Но стоило посмотреть, как сама она чуть ли не по стенам бегает с кувырками и переподвывертами, пока Хесса нарезает скучные круги, и накрывало завистью пополам с азартом. И только сильнее разбирало любопытство: что Лин умеет еще, такого, что нельзя показывать? И кто она все-таки, бездна забери, такая?
Глава 24
Лин тосковала. Уже не получалось врать себе, что всему виной — скучная, бездельная жизнь и воспоминания о родном управлении. Работы не хватало, но тренировки с Хессой странным образом заполнили именно эту пустоту, а набор дротиков в «тайной комнате» Лалии — под Лалии же едкие комментарии — помогал держаться в форме. Но засыпала Лин, обнимая подушку, все еще хранившую запах владыки, и снилась ей совсем не работа.
Низкий, спокойный и успокаивающий голос. Темный взгляд, нечитаемый, но видящий насквозь. Широкая ладонь на шее и в волосах, на плече и снова на макушке. Прикосновения, слишком похожие на ласку, и собственный ответ на них — уже не шарахнуться в сторону, привычно и почти бессознательно оберегая личное пространство, а замереть и дышать, понимая, что хочешь непозволительно многого, но можешь разрешить себе только эту малость.
Владыка больше не приходил в сераль и Лин к себе не вызывал. За стенами сераля, в закрытой от анх части дворца, было шумно и людно — отголоски доносились и сюда, анхи с завистью прислушивались к отзвукам круглосуточного праздника, а Лин жалела тех, кто не имел права скрыться от этого веселья. Жалеть владыку — не смешно ли? Но, судя по тому, что тот не приходил даже к Адамасу, для владыки праздник был работой. А Ладуш, кажется, вовсе прекратил спать и держался на одних бодрящих отварах. Каждый вечер он приводил в сераль двух-трех, а иногда и больше, благородных кродахов из числа гостей — те, с разрешения владыки, могли выбрать себе анху на ночь. И ладно бы только вечером! Жаждущий любовных утех кродах мог заявиться в любое время суток, так что Лин теперь проскальзывала через общий зал с такими предосторожностями, будто выслеживала опасного преступника.
— Господин Ладуш, — поймала его Лин в первый же вечер. — А как же «до анхи повелителя никто не имеет права дотрагиваться»?
— Обычно — никто. Но сейчас, или когда приедут остальные владыки, — другой разговор. Древний закон гостеприимства, который нельзя нарушать. Если тебя захотят, можешь отказаться, но это дурной тон: на тебе нет метки, значит, нет и обязательств. Это бросит тень и на владыку, и на его гостеприимство. Поэтому будет лучше, чтобы тебя не захотели.
— А в идеале даже не увидели, — кивнула Лин. — Может, мне переселиться куда-нибудь?
— Поверь, Линтариена, здесь — безопасней всего. У личных анх владыки есть привилегии, другие лишены и этой защиты. К тому же сюда допущены лишь единицы, избранные. Знала бы ты, что творится внизу. На каждую анху по двое-трое кродахов за день. — Лин содрогнулась, а Ладуш добавил: — Да, кстати! Пока гости не разъедутся, не ходи в зверинец без охраны.
— А я хотела спросить, можно ли взять с собой Хессу.
— Не сейчас. После. О, великие предки, спасибо Дару, хотя бы Хесса с меткой. Страшно подумать, если бы… — и умчался, не договорив, только рукой махнул.
Хесса, к слову сказать, торчала в общем зале куда больше обычного, даже ужинать стала здесь. Вскидывалась на каждого входящего, напрягалась на шаги за дверью. Старалась не показывать вида, но Лин замечала. И скоро не выдержала. Сказала, когда они закончили вечернюю разминку:
— Ты же понимаешь, что он не придет, пока праздник? А если придет, то только по делу, не за тобой?
Хесса закрылась мгновенно. Сжались челюсти, сошел с разгоряченного лица румянец, возвращая обычную бледность.
«Пошлет, — подумала Лин. — Пошлет, скажет, что лезу не в свое дело, и будет права».
— Всем заметно, или только ты такая внимательная? — вместо этого спросила Хесса. Голос звучал холодно и отстраненно, зато пальцы будто жили отдельной жизнью — комкали расшитый жилет, Лин даже посочувствовала несчастной тряпке.
— Я приучена смотреть и видеть, — честно ответила она. — Остальные… не знаю. Думаю, еще нет. Сплетницы часто замечают лишнее, но сейчас все смотрят только на кродахов. А из анх — на тех, кто без метки. Оценивают конкуренток. Но я потому и сказала — никогда не знаешь, кто посмотрит не туда не в тот момент.
— Это надо прекратить, — все так же бесцветно отозвалась Хесса. Ничего больше не добавила, но Лин будто отчетливо услышала продолжение: «Но я не знаю, как».
— Легко, — Лин вытащила тростниковую циновку из свернутых и сваленных кучей в углу, расстелила на середине зала. — Иди сюда. Двигаешься ты хорошо, пора учить тебя падать. Наставишь
