Жена двух генералов драконов - Кристина Юрьевна Юраш

— Пожалуйста, — шептала я, чувствуя, как слезы катятся по моим щекам. — Пусть я успею. Пусть я успею. Только не это. Только не его смерть. Я не переживу этого. Не после того, как потеряла Анталя. Не после того, как думала, что потеряла его. Не после того, как он стал для меня всем.

Если бы я только знала раньше. Если бы я только сказала ему раньше. Если бы я только поцеловала его первой. Если бы я только обняла его, как тогда, у рояля. Если бы я только дала ему понять, что он нужен. Может, он передумал бы. Может, он остался бы. Может, все было бы иначе.

Эти бесконечные «если» крутились в голове, рисуя картину будущего, которого не будет.

И теперь, мчась сквозь ночь, я поняла: его смерть будет для меня хуже, чем смерть Анталя.

С Анталем было больно.

С Анталем было горько.

Но с Агостоном…

С Агостоном было как дома.

Как впервые за долгое время.

Как будто я наконец-то нашла то, что искала.

И теперь я могла потерять это.

Сейчас.

Сразу после того, как обрела.

Карета ворвалась во двор старого поместья, разбрасывая пыль и листья. Я выскочила из неё прежде, чем экипаж остановился, и бросилась к массивной двери. Сердце колотилось в груди, как птица в клетке, а дыхание сбивалось от волнения и тревоги.

Дверь была заперта.

Конечно, она была заперта!

Я не должна была надеяться на чудо, но почему-то всё же позволила себе верить, что всё будет иначе. Что этот старинный дом, окружённый вековыми деревьями и густым туманом, откроет мне свои тайны и позволит войти.

— Откройте! — закричала я, колотя в тяжёлую дубовую дверь кулаками. — Откройте немедленно!

Глава 77

Звук моего голоса эхом разнесся по пустому двору, словно жалобный стон, потерявшийся в гуле ветра.

Но ответа не последовало, лишь тишина давила на уши, как тяжелый груз.

Ветер завывал, словно предупреждая меня о тщетности всех моих усилий, о неизбежности того, что должно было случиться.

Я стояла, прижавшись спиной к двери, и чувствовала, как отчаяние медленно, но верно заполняет меня, вытесняя хрупкую надежду, которая еще теплилась в сердце.

Внезапно я услышала торопливые шаги. Кучер спрыгнул с козел и подбежал ко мне, его лицо было напряжено, а дыхание сбивчиво.

— Мадам! В сторону! — хрипло крикнул он.

Я отпрянула, и его плечо ударилось о дверь, но та не поддалась, словно была заколдована.

— Еще раз! — крикнула я, чувствуя, как сердце разрывается на части. — Еще!

Кучер выдохнул и снова ударил, с такой силой, что дверь затрещала. Но она оставалась неподвижной.

Я в панике посмотрела на окна, намереваясь залезть внутрь, но мысль, что я могла ошибиться, что это не то поместье, заставила меня похолодеть.

Что, если меня нарочно ввели в заблуждение, чтобы я не помешала?

Что, если я уже опоздала?

Кучер ударил снова.

И снова.

С каждым ударом я чувствовала, как время ускользает сквозь пальцы, как песок в песочных часах. С каждым ударом передо мной вставал образ Агостона, лежащего на полу, его жизнь, вытекающая вместе с последним вздохом.

Его глаза, полные боли и отчаяния, его губы, шепчущие мое имя.

— Еще! — закричала я, уже не своим голосом, а каким-то хриплым, надломленным. — Еще!

Наконец дверь треснула и с оглушительным грохотом вылетела из петель.

Я бросилась внутрь, спотыкаясь о разбитые доски и хрустя осколками стекла. Воздух был холодным и затхлым, как в склепе.

Поместье казалось мертвым.

Темным, разрушенным, словно оно было свидетелем бесконечных трагедий.

Тишина давила на меня, как невидимая рука, и я бежала по коридору, выкрикивая имя Агостона, но ответа не было.

Только эхо моих шагов, как призраки прошлого, сопровождало меня, напоминая о том, что здесь происходило.

В конце коридора я увидела свет — слабый, мерцающий, как огонек надежды в бездне отчаяния. Это была свеча или факел, и я знала, что он там.

Что он умирает.

Я бросилась туда, уже зная, что опоздала.

Уже зная, что он мертв.

Уже зная, что я потеряла его.

Навсегда.

Я ворвалась в дверь, едва не споткнувшись о груду разбитых досок.

Они громко хрустнули под моими ногами, как сухие кости.

В воздухе висел запах сырости и пыли, а в ушах стоял оглушительный шум моего бешено колотящегося сердца.

Оно билось так сильно, что казалось, вот-вот разорвет мою грудь, как тонкая бумага.

Легкие горели огнем, но я заставила себя двигаться вперед, не обращая внимания на боль и страх.

И тогда я увидела.

В центре помещения, освещенный мерцающим тусклым светом свечей, был начертан огромный ритуальный круг.

Он выглядел как зловещий символ, вырезанный в самом сердце тьмы.

Внутри круга, с поднятыми руками, стоял Агостон.

Его лицо было бледным, но в глазах горел решительный огонь.

Я не могла понять, что он делает, но одно было ясно: это не сулило ничего хорошего!

Его лицо было бледным, но решительным. Руки, даже больная, были подняты, готовые начать ритуал.

Рядом с Агостоном, привязанный к грубому деревянному столбу магическими путами, стоял Анталь.

Его руки были скованы, а глаза полны отчаяния.

Он извивался, пытаясь освободиться, но путы держали крепко.

Его голос дрожал, когда он закричал:

— Элис! Элис! Скажи ему, чтобы он этого не делал! Скажи ему, чтобы он остановился! У меня нет никого дороже брата! Я не приму эту жертву!

Его слова разрывали мне сердце.

Я бросилась к Агостону, обняла его так крепко, как только могла. Мои пальцы впились в его плечи, словно я пыталась удержать его от падения в бездну. В этот момент я чувствовала, что если отпущу его, то потеряю навсегда.

— Я не позволю! — закричала я, чувствуя, как слезы текут по моим щекам. — Я не позволю тебе умереть ради него! Я что? Для этого лечила тебе руку? Чтобы ты провел ритуал? Да если бы я знала, то я бы… я бы… Сломала ее тебе в трех местах!

Я начала осторожно стирать ногой линии ритуального круга. Я знала, что если удастся разорвать узор, то ритуал не состоится.

Быть может, это даст мне шанс убедить Агостона отказаться от своей безумной затеи.

Я-то знаю упрямство драконов.

Агостон обернулся. Его глаза — не серые. Чёрные. Как ночь. В них читалась боль, которую он пытался скрыть за сарказмом.