Жена двух генералов драконов - Кристина Юрьевна Юраш

Теперь я знала: призраки существуют.

Они не те, кто бродит в тумане, их не увидеть глазами, но они ощущаются кожей, холодят душу и напоминают о том, что давно ушло.

Настоящий призрак — это прошлое, которое не отпускает, словно невидимая цепь, тянущая обратно в ту реальность, где всё было иначе.

Любовь, которая уже не горит так ярко, как раньше, а тлеет слабым огоньком, оставляя пепел воспоминаний.

Сердце, которое медленно, но верно забывает, заменяя боль привычкой и спокойствием.

Я хотела сказать Анталю:

«Ты мне дорог. Но не настолько, чтобы я осталась с тобой. Если ты поставишь условие — я не разведусь. Я хочу остаться женой Агостона».

Эти слова были для меня как нож в сердце.

Как можно признаться, что твоё сердце предало тебя, что ты больше не любишь того, кого когда-то обожала?

Как объяснить, что любовь, которая казалась вечной, теперь кажется призраком.

Я не знала, как сказать Анталю о своих чувствах.

Как признаться, что моя любовь к нему угасла, что моё сердце принадлежит другому? Я боялась его реакции, боялась, что он не поймёт меня, что он будет обижен и разочарован.

Но больше всего я боялась, что он не отпустит меня, что он не сможет принять мою правду.

В этот момент я поняла, что любовь — это не только радость и счастье, но и боль, и разочарование.

Любовь — это выбор, который мы делаем каждый день, каждый миг.

И иногда этот выбор оказывается самым сложным и мучительным.

— Мадам, — Харгривз появился в дверях, прерывая мои мысли. — Это пришло из академии. С пометкой «срочно».

Он протянул мне конверт. Я взяла его дрожащими руками.

Разорвала печать.

Прочитала первые строки.

И в этот момент мир перед глазами покачнулся.

Глава 76

Я прочитала письмо, потом прочитала его еще раз.

Господин генерал!

Как я вам уже писал ранее, проклятие, наложенное на носителя, может быть снято только через жертву. Но не жертву носителя, а жертву того, кто любит его. Тот, кто любит, должен пожертвовать собой, чтобы снять проклятие. Я упоминал о том, что любовь не обязательно должна быть страстной и романтичной. Это может быть и родственная любовь. Так вот, мне удалось раздобыть недостающий том. Не спрашивайте, как я это сделал, но в нем есть отдельные пояснения. Так вот, любовь можно заменить симпатией. Добротной симпатией. Были случаи, когда заменяли любовь симпатией или влюбленностью. На всякий случай напоминаю, что человеческие жертвоприношения запрещены законом. С уважением, ректор Академии Магии Абсалом Финчер.

Письмо выпало из рук.

Я стояла, словно прикованная к месту, и смотрела на закрытую дверь, за которой исчез Агостон.

Его силуэт ещё стоял перед глазами, такой живой, такой реальный, и вдруг всё стало так ясно.

Я знала, что произошло, хотя он ничего не сказал. Его прощальный взгляд, тихий, но полный боли, всё сказал за него.

Он собирался умереть.

За своего брата.

За меня.

Письмо лежало на полу, как на приговор.

Каждое слово врезалось в сознание, как нож: 'Тот, кто любит, должен пожертвовать собой…"

Мое сердце заколотилось так, что, казалось, разорвет грудную клетку.

Я не могла дышать.

Не могла думать.

Не могла стоять на месте.

Я не могла дышать, не могла думать, не могла стоять на месте. Всё, что я могла делать, это кричать.

— Харгривз! — мой голос сорвался на крик, когда я бросилась к двери. — Карету! Срочно! Готовьте карету!

Я бежала по коридорам, не обращая внимания на слуг, которые с удивлением смотрели мне вслед. В голове была только одна мысль: я должна успеть. Должна спасти его. Должна сделать хоть что-то, чтобы остановить этот ужас.

Мир вокруг размылся,

оставив только одну мысль:

Он умрет.

Я не успею.

Я потеряю его.

Когда я выбежала во двор, моя грудь тяжело вздымалась, а в глазах читался страх. Карета уже стояла, ожидая меня. Кучер, седой мужчина с глубокими морщинами на лице, выглядел обеспокоенным. Он поправлял упряжь, его движения были точными, но в них чувствовалась тревога.

— Мисс, что случилось? — спросил он тихо, но настойчиво.

Я не могла ответить. Слова застряли в горле, а сердце билось так сильно, что, казалось, готово выпрыгнуть из груди. Я лишь схватилась за край кареты, пытаясь удержаться на ногах, и, задыхаясь, прошептала:

— Вперёд! Мы должны успеть!

Кучер нахмурился, его взгляд стал более тревожным. Он явно не понимал, что происходит, но не стал спорить.

— Мадам, прошу вас, успокойтесь, — сказал Харгривз, подбегая ко мне. Его лицо было бледным, а руки дрожали. — Дайте время подготовить карету как следует.

Я посмотрела на него с яростью, не веря своим ушам.

— Нет времени! — крикнула я ему в лицо. — К старому поместью! Немедленно!

Кучер и Харгривз обменялись взглядами, но никто не посмел ослушаться. Кучер хлестнул лошадей, и карета тронулась с места, набирая скорость.

Внутри кареты было душно, но я не замечала этого. Моё сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот разорвётся. Каждая секунда тянулась, как вечность, каждая миля казалась бесконечной. Я знала, что если не успею, если Агостон умрёт, я не смогу жить дальше.

Не после того, как я наконец-то обрела его. Не после того, как он поцеловал меня, словно прощаясь. Не после того, как я поняла, что он. И только он. Может, это еще не та любовь, о которой говорят. Но я знала одно. Сейчас он для меня все! И я не позволю ему провести этот ритуал!

Если успею.

Я закрыла глаза, пытаясь успокоиться, но слёзы всё равно текли по моим щекам. Я знала, что время уходит, и что каждая минута может стать последней. Но я не могла позволить себе сдаться. Я должна была успеть.

Карета мчалась сквозь ночь, как пуля, разрезая тишину и оставляя за собой лишь эхо собственных колес.

Каждый поворот заносил нас, словно к краю пропасти, и я чувствовала, как мое сердце замирает в груди. Страх, который раньше сковывал меня, теперь уступил место панике. Я не могла дышать, не могла думать. Все, что я ощущала, — это боль, разрывающую мою грудь, как будто кто-то сжимал мое сердце стальной рукой.

Я сложила руки на коленях, закрыла глаза и начала молиться. Не громко, не отчаянно. Тихо, словно боялась, что