Развестись и попасть - это я умею. Путь львицы - Алиса Рудницкая

Я подняла глаза на отражение в зеркале.

Стало интересно – а не проснулась ли остроухая в моей квартире и не варит ли себе сейчас кофе на плите, ругаясь на непонятную земную технику? Или, может, у них здесь, в волшебном мире, были романчики про мир без магии? Кто знает. От этих мыслей я хихикнула и снова ущипнула милашку-Аэлрию за щеку.

– Ничего, подружка, – сказала я своему отражению. – Нам обеим на пользу пойдет смена обстановки.

Одно меня беспокоило. Какие-то странные слова про традиции клана, от которых девушка сбежала замуж – видимо в другой клан.

“Ну не едят же они людей? – подумала я. – Разберемся”.

Я хотела уже перечитать дневник сначала, как услышала стук в дверь. Негромкий, трёхкратный. Вежливый. Но в нём было что-то такое… привычное. Материнское.

Видимо, уходя Аэлрия не только дневник мне оставила, но и толику своей памяти. Самую кроху. Я точно поняла, что стучала ее мама.

– Аэлрия, – раздался голос за дверью.

Спокойный, мелодичный. С ноткой упрёка и нежности, как будто я снова была подростком, который, бастуя. не пускал родителей в свою комнату.

– Дитя, я знаю, ты там. Пожалуйста, поговори со мной. Не молчи. Я очень беспокоюсь о тебе. Даже если ты снова будешь злиться и отсылать меня – хоть слово скажи. Просто чтобы я знала, что ты жива и в порядке.

Я невольно прикусила губу, а потом тихонько, по-кошачьи, на цыпочках подошла к двери. Голос продолжал более настойчиво, почти с отчаянием:

– Я не буду стоять здесь вечно! У меня есть дела. Но знай, если ты не выйдешь из комнаты до завтра – я перестану приносить тебе еду. Да, именно так, даже если ты упадешь в обморок от голода ты не получишь и крошки! И никаких больше печений и черничного вина!

Я приоткрыла дверь.Совсем немного – ровно настолько, чтобы в щёлку проник свет и я могла взглянуть на женщину, что стояла снаружи.

Мать Аэлрии оказалась эльфийкой в возрасте. Если такое вообще возможно. С серебристыми волосами, заплетёнными в идеальную косу, в платье, напоминающем тигровую лилию. Прямая спина, тонкое лицо, и такие же серебристо-зеленые глаза, как у моего нового тела. Только взгляд совсем другой. Тот взгляд, которым мать смотрит на своего большого глупого ребенка, даже если тот уже пережила развод.

Увидев меня, она удивленно вскинула одну бровь. Я испугалась, что раскусит подмену. Но все же обреченно ей улыбнулась и заставила себя сказать:

– Мама, не надо морить меня голодом, я выйду, – голос вышел чуть хриплым. – Прости, что заставляю нервничать. Просто хочу немного… подумать. Всё хорошо, правда.

Эльфийка вскинула бровь немного под другим углом. Я невольно улыбнулась. Вот она, знаменитая материнская изогнутая бровь, от которой, наверное, замирают даже генералы. Я тоже замерла под ее пронзительным, чуть подозрительным взглядом. Однако после пристального сканирования, эльфийка вздохнула с некоторым облегчением.

– Я рада это слышать, дитя. Но ты не обязана думать одна. Мы все хотим быть рядом. Помочь тебе справиться.

– Я знаю, – мягко ответила я. – Просто... дай мне ещё немного времени. Совсем чуть-чуть.

– Я не буду ждать вечно, – проворчала снова она, чуть повернувшись. – Назовите точную дату своего выхода в свет, юная леди, иначе я исполню свою угрозу. По крайней мере лишу вас печенья и вина.

– Ладно, – вздохнула я. – Я выйду завтра. Обещаю.

Потом, подумав, добавила.

– Но… мам, сама понимаешь, я не знаю, чем теперь себя занять…

Эльфийка понятливо махнула рукой.

– Есть предложение, – сказала она.

– Какое?

– Тебя очень хотят видеть твои подруги. Может помнишь Ливиэнн Ар’Маэль и Сэйнарель Тир’Валисс?

Я зависла. О боже праведный, избавь меня от сомнительного удовольствия запоминать эльфийские имена! На фоне этой абракадабры мое имя – Аэлрия – показалось мне простым и милым.

– О силы земные, – закатила глаза матушка. – У тебя всегда была такая удивительно плохая память, Аэ! Ну давай, вспоминай! Лив – это то болтливое создание, что до сих пор пишет свои приторные как нектар медовых цветов стихи. Сэй из молчаливой тихони выросла в очень саркастичную язву. Говорит все так же мало, но если открывает рот – будто стегает кнутом или тыкает шпагой.

Она улыбнулась, будто вспомнив о приятном.

– Помнится, вы были такими милыми в детстве. Катались на тростниковых лодках, и как только не утонули. Дрались на шпагах с Лив за одного симпатичного мальчика, и она выиграла, больно уколов тебя в бок. С Сэй вместе учились играть на арфе.

Вообще идея посиделок с подружками мне понравилась. Да только вот я была не Аэлрией, и если эти девушки начнут вспоминать прошлое, то я наверняка посыплюсь. Так что решила я мягонько отвертеться от такой встречи. Ну, хотя бы до тех пор, пока не найду способ узнать о девушках-подружках побольше. Или не придумаю, как инсценировать потерю памяти.

– Хорошо, – пытаясь запомнить как можно больше, кивнула я. – Только вот из-за всего этого мне больно будет вспоминать счастливое детство. Боюсь, на его фоне мое кошмарное замужество покажется мне еще гаже и я банально разрыдаюсь.

– Если ты не явишься – я скажу им, что ты заболела эльфийской оспой, – надулась матушка. – В очень некрасивой форме. Что ты вся в сыпи и оспинах. Поверь, после этого даже если ты сама захочешь – к тебе никто на километр не подойдет.

Я едва сдержала смешок. Мама Аэлрии определенно начинала мне нравится. Такая… милая что ли. Добрая. Не хотелось мне ее расстраивать, так что я тяжело вздохнула и решила согласиться.

“В конце-концов я когда-то ногти делала на дому, – подумала я. – Если буду угукать, агакать и отвечать общими словами, то сойду за свою. А пассивность можно списать на депрессию после развода.

– Ладно, зови их. Попьем чаю. Только не сегодня.

Эльфийка довольно зарделась, у нее даже кончики ушей приподнялись.

– Отлично, – сказала она и тут же сделала шажок от двери. – Тогда я приглашу их на завтрашний ужин. И сейчас пришлю тебе твоих любимых сладостей. Только не увлекайся вином на ночь. Ты же не хочешь завтра вместо духов благоухать перегаром перед подругами?

Она уже собиралась уходить, как я, вспомнив слова из дневника, спохватилась:

– Мама?..

– Ммм? – обернулась она с