Полукровка - С. И. Вендел
Он никогда не забудет, как очнулся несколько дней назад, затуманенный, сбитый с толку от ее слез. Он не знал, как и почему, но они выпотрошили его. Она не должна была плакать. Никогда. Каким бы слабым он ни был, ему хотелось избить все, что двигалось, уничтожить все, что вызывало у нее слезы.
Но потом она упала на него, ее слезы обжигали его кожу, и он понял, что она плакала из-за него.
Это было совершенно нелепо. Невероятно. Непостижимо.
Никто не оплакивал его. Ни его мать. Ни он сам. Никто.
Эти слезы растрогали его, и он поклялся никогда больше не давать ей плакать. Он не знал, как и почему, просто никогда. Этой женщине, которая вернулась за ним, когда любой другой бросил бы его, которая заботилась о нем, когда никто другой никогда этого не делал, не разрешалось плакать.
Но если бы она была в тепле, сыта и довольна, у нее не было бы причин для слез.
Так вот что намеревался сделать Орек. Как и подобает хорошему другу.

Сорча не смогла удержаться от еще одного взгляда на амбар, притворяясь, что потягивается. Сбор урожая был закончен, слава Судьбе, но теперь предстояло кропотливо его перебрать и разместить на хранение. Ни одна из этих работ не доставляла ей удовольствия — она с радостью согласилась бы на работу в конюшне в любой день, — но не жаловалась, не тогда, когда Кара и Анхус были такими милыми.
Они с Ореком были на ферме уже шесть дней, и Сорча провела большую часть этого времени, помогая по хозяйству, стараясь не быть обузой. Помогая им и навещая своего выздоравливающего спутника, она была более чем готова каждую ночь заваливаться в меха, но, опять же, она не жаловалась. Это была хорошая, честная работа, и она была благодарна этим людям за их более чем щедрое гостеприимство.
Ее глаза легко нашли Орека, поскольку были натренированы в его поиске. Сегодня он устроился на груде ящиков и стогов сена, прислонившись спиной к стене сарая. Его рубашка свободно свисала с широких плеч, а волосы были собраны сзади в неряшливый узел.
Он выглядел таким непринужденным, таким… домашним.
К ее удивлению, чистить овощи действительно было похоже на строгание, но проще, и теперь он был настроен чистить все овощи, которые попадались Каре в руки. Кара восхищалась его техникой, и дети часто останавливались, чтобы полюбоваться идеальными спиралями кожуры, которые ему удавалось сделать. Большинство из них были послушно отправлены в ящик с объедками, которые Кара хранила для мульчи, но многие все равно исчезли в цепких руках и голодном рту Дарраха. Щенок был в восторге от того, что Орек встал на ноги и может снова прогуливаться.
Ему все еще удавалось быть любимцем щенка.
Он и мой любимец тоже.
Сорча покраснела от неожиданной мысли, но не отвела взгляда. Было что-то завораживающее и… манящее в том, как уверенно он обращался с каждой картофелиной или морковкой, как его сильные, грубые пальцы с простой уверенностью управлялись с маленьким ножом. Ее глаза неизбежно поднялись к его предплечьям, наблюдая, как под мягкой зеленой кожей прыгают, напрягаются и расслабляются сухожилия.
Я бы никогда не подумала, что у него такая мягкая кожа. Но теперь она знала — и не имела понятия, что с этим знанием делать, просто у нее было это низкое, пульсирующее желание что-нибудь сделать.
— Он там, где ты его оставила.
Сорча подскочила из-за нежного поддразнивания Кары, которое только заставило женщину рассмеяться.
Она повернулась обратно к колодцу, где они счищали остатки пшеницы и умывались перед обедом.
— Я просто беспокоюсь за него, — вот что она наконец ответила.
— О, конечно, — согласилась Кара, — если бы мой мужчина получил такое ранение в бок, я бы не знала, что с собой делать. Но он, — она кивнула в сторону сарая, — он сильный. Никогда не видела ничего подобного.
— Это потрясающе. Он хочет помочь Анхусу завтра переставить ось повозки.
Кара закатила глаза.
— Дайте мужчинам достаточно времени, и они найдут способ устроить беспорядок, а затем потратить день на его устранение, — она подмигнула, протягивая Сорче мокрую тряпку, чтобы вытереть шею и лицо.
Сорча застонала от божественного ощущения прохладной воды на своей зудящей, разгоряченной коже.
Когда она оторвала взгляд от мытья лица, то обнаружила, что Кара рассматривает ее.
— Я просто подумала — теперь, когда Орек проснулся и идет на поправку, если ты захочешь поспать в доме, я могла бы приготовить тебе что-нибудь у камина внизу. Это было бы удобнее, чем эти тюки сена.
Предложение повисло между ними, обдуваемое легким ветерком, который пронесся по поляне с востока.
Сорча прикусила щеку.
— Спасибо, но… Я бы предпочла остаться с Ореком. Я буду слишком волноваться.
Кара согласно кивнула.
— Понятно. Я знаю, как тяжело через некоторое время спать порознь. Даже если он храпит и укрывается лучшим одеялом, — последние слова она произнесла, бросив нежный взгляд на своего мужа, который ничего не понял, пока раскладывал мясное ассорти из погреба, и поэтому не заметила, как глаза Сорчи расширились.
Кара ушла прежде, чем Сорча смогла ее исправить или возразить. Женщина уже делала несколько подобных комментариев, подразумевая, что Орек принадлежит ей, а Сорча просто… не поправила ее.
Она должна была. Каре и Анхусу в любом случае было бы все равно, но для Сорчи это было важно — она не претендовала на него ни в коем случае, кроме как в качестве компаньона. Друга.
Оправдание, хотя и ограниченное ее мыслями, казалось неубедительным даже ей.
Сорча хмуро уставилась в землю, продолжая вытираться.
Они были недостаточно далеко от той кровавой ночи, а Орек еще недостаточно оправился от той страшной раны, чтобы она забыла ужас, который испытала за него. Глубина и размер ее беспокойства превзошли все, что она когда-либо чувствовала к кому-либо прежде. Конечно, она бывала напугана, когда ее братья и сестры делали что-то глупое и опасное, и она переживала за безопасность своего отца больше раз, чем могла сосчитать, пока он был в отъезде с лордом Дарроу.
Но ничто не могло сравниться с тем абсолютным безумием, которое поглотило ее, когда она познала, увидела боль Орека. Ее сильный спутник, такой способный и компетентный… она была потрясена, увидев,
