Проклятие Бессмертных: Королева Грёз и Кошмаров (книга 3) - Валентина Зайцева

Великий чернокнижник сидел в высоком резном кресле у камина, и отсветы пляшущего пламени скользили по его чёрной металлической маске и такой же перчатке-протезу, отбрасывая причудливые тени на стены библиотеки. Он откинулся на спинку, задумчиво подперев подбородок рукой, небрежно закинув ногу на ногу. Складывалось ощущение, что он просидел так несколько долгих часов, не двигаясь и не прерывая своих размышлений.

Я осторожно подошёл, молча поклонился с должным почтением и стал терпеливо ждать, когда он соизволит заметить моё присутствие. Владыка имел давнюю привычку надолго уходить в лабиринты собственных мыслей, блуждая по тёмным закоулкам своего разума, и я не хотел его тревожить неуместным вмешательством.

— Всё кончено, — наконец произнёс он, и его голос прозвучал глухо и пусто, словно доносясь из-под толщи земли, из самых глубин мира.

Мне было трудно в это поверить, хотя я предчувствовал нечто подобное.

— Вы отпустили Нину?

— Нина освободила себя сама, — его тон был абсолютно непроницаем, лишён каких-либо эмоций. Когда-то я гордился тем, что могу угадывать настроения моего бывшего друга, читать его, словно открытую книгу. К сожалению, те светлые дни, как и всё хорошее в этом мире, безвозвратно канули в Лету.

Теперь предстояло задать вопрос, который я всей душой ненавидел, но обязан был озвучить — тот самый, на который утром осторожно намекнула моя жена.

— Вы не знаете, где может быть Григорий? Элисара сообщила, что он снова приходил сюда, чтобы навестить свою подругу.

— Он мёртв.

Я не смог скрыть шок, мгновенно отразившийся на моём лице.

— Владыка, прошу вас, скажите, что это какая-то жестокая шутка.

— Он мёртв. Более того, это я убил его своими руками.

Я тяжело вздохнул, чувствуя, как груз этого признания придавливает меня к полу. Дело было не только в трагической смерти мальчика. Самир совершил тяжкий проступок, убив другого разумного существа хладнокровно, без суда и следствия. По священному договору, подписанному всеми владыками сразу после окончания Великой Войны, ему, как и другим королям, было строжайше запрещено подобное самоуправство. Короли могли вершить правосудие лишь в случае крайней необходимости, когда сама судьба мира висела на волоске.

И вот мы снова оказались на самом краю пропасти, опасно балансируя на грани новой, ещё более разрушительной войны. На сей раз причина была не в освобождении Нины, а в жажде мести за убийство, хладнокровно совершённое Самиром. Владыке Каелу не потребовалось бы много усилий или убедительных аргументов, чтобы бросить открытый вызов чернокнижнику, и этот поступок был более чем достаточным, более чем весомым поводом для развязывания конфликта.

Меня также глубоко тревожило то, с каким полным, почти пугающим безразличием Самир признавался в содеянном. Чернокнижник был известным садистом и находил тёмное удовольствие в своих изощрённых схемах и манипулятивных играх, но после искреннего раскаяния в своих военных преступлениях он яростно, почти фанатично отвергал любые смертные приговоры. Видеть его столь апатичным, столь отрешённым от реальности… это глубоко беспокоило меня. Уж, не говоря о судьбе целого мира, но хотя бы из-за того человека, который когда-то был моим близким другом.

— Зачем? — наконец спросил я тихо, почти шёпотом. — Зачем вы это сделали?

— Мне нужно было сломать её страх. Я должен был освободить её от зависимости ко мне, разрушить те невидимые цепи, что связывали нас. — Только тут чернокнижник медленно повернулся, чтобы задумчиво взглянуть на свою когтистую руку, поворачивая её перед собой. — Методы, которые я нахожу более… лично приятными и привычными, не доказали своей эффективности или стойкости воздействия. Нина оказалась гораздо сильнее, гораздо более волевой, чем я мог предположить даже в самых смелых прогнозах.

— Я бы усомнился в правдивости вашего заявленного желания избавить её от всякой нужды в вас, — я старался говорить, как можно мягче и осторожнее, чтобы не разгневать его необдуманными словами. — Но ради этого, я точно знаю, что вы к ней чувствуете. Я вижу это.

Чернокнижник изобразил преувеличенно раздражённый, театральный вздох.

— Да, Жрец, прекрасно. Тебе будет приятно услышать это непосредственно от меня? — прошипел Самир с едва сдерживаемым раздражением. — Я люблю её! Вот так просто. Ты доволен теперь? — Он откинулся в кресле ещё глубже, почти утопая в нём. — Теперь это не имеет абсолютно никакого значения. И твоё непреодолимое, патологическое желание наблюдать романтику, разворачивающуюся вокруг тебя, отвратительно и инфантильно до крайности. Я искренне не понимаю, как Элисара тебя терпит все эти годы.

Я склонил голову с лёгкой, понимающей улыбкой.

— Я тоже не понимаю этого, мой король. — Его привычные колкости в мой адрес были мне до боли знакомы. Самир часто проводил столько же драгоценного времени, мучая и беспощадно дразня меня, сколько и посвящал глубоким исповедям о своих самых сокровенных, тщательно скрываемых мыслях. Этот сложный, противоречивый человек был, есть и навсегда останется обоюдоострым мечом в руках судьбы.

Мгновение странного, почти болезненного юмора ушло так же быстро, как и пришло. Тон Самира вновь потемнел, наполнившись тяжестью.

— Она не желала использовать свои дары и искренне предпочла бы оставаться под моей защитой и опекой навсегда. Всё это было взвалено на её хрупкие плечи против её собственной воли. Я прекрасно знал, что могу сделать совсем немногое, чтобы подтолкнуть её достаточно сильно для того решающего, необратимого шага. Пойми меня правильно, я глубоко, до самых костей желал оставить её при себе именно в таком качестве. Мои тёмные склонности не являются тайной ни для кого. — Он сделал значительную паузу. — Но удержать её своей беспомощной пленницей значило бы предать и унизить всё то великое, кем она могла бы стать. Совершить подобное святотатство было бы чудовищным преступлением против самой нашей изначальной природы, на которое не способен даже я при всей моей жестокости.

Я медленно собрал воедино все разрозненные детали ситуации и тяжело, протяжно вздохнул. Подошёл ближе к тёплому камину и устало оперся рукой о замысловатую, богато украшенную орнаментом каминную полку. Груз осознания лёг на мои плечи ощутимой, невыносимо давящей тяжестью.

Самир принёс невинного мальчика в жертву, чтобы жестоко заставить девушку расправить свои крылья — и в прямом, и в глубоко переносном смысле. И сделал он это исключительно из любви к ней, какой бы искажённой эта любовь ни была. Держать Нину в цепях,