Воля владыки. У твоих ног - Рия Радовская
Когда открыла глаза, в серале царила тишина. За несколько дней, проведенных здесь, у Лин почти исчезла привычка вскакивать, как вскакивала дома по будильнику. А вот просыпаться почти на рассвете она пока не перестала. Ранних пташек здесь было мало. А Лалия и вовсе не соблюдала никаких графиков — то спала до полудня, то исчезала где-то еще до того, как Лин выходила из своей комнаты.
Она прислушалась. Уже поднявшиеся анхи говорили тихо, чтобы не мешать остальным. Сальма, еще две — кажется, Гания и Нарима, к ним Лин испытывала какую-то особую необъяснимую неприязнь: пустоголовые и истеричные. С ними вроде была и Тасфия — странная, тихая, похожая на сомнамбулу, с вечно хмурым выражением лица, она, кажется, неплохо рисовала и дружила с Сальмой. Более непохожую парочку подружек сложно было вообразить.
Лин решила полежать еще немного — анхи могли уйти в любой момент. Была у них какая-то своя традиция гулять по саду ни свет ни заря. Хотя, может, и не традиция — Сальма плохо переносила солнце и жару, а остальные могли просто составлять ей компанию.
— Ой, смотрите, кто вернулся! — воскликнула вдруг Нарима.
— Ха! Наша безумная! Привет!
— От Сардара вернулась, чуете, как пахнет?
— Вот же. Целую течку у Сардара. Везет некоторым психическим.
— Эй, ты как? — голос Сальмы звучал встревоженно. — Ты Хесса, правильно?
— Да отлично она! Посмотри только, у нее же метка!
— Подзаборные нынче в почете, — отчетливо прошипели откуда-то. Кто? Лин напряглась, сдергивая с себя одеяло.
— Как ты это сделала? Сардар меток не ставит. Я столько раз пыталась!
— Сосала хорошо. Говорят, наш первый советник это любит больше всего остального.
— Врут. Он любит пожестче.
— Что, прямо до крови? Эй, трущобная, ты в крови или нет?
— Да смыла небось.
Лин не глядя выдергивала из шкафа одежду, натягивала шаровары, а за спиной хохотали, вызывая острое желание если не убивать, то хотя бы подпортить смазливые мордашки.
— Хватит! Прекратите! — голос Сальмы зазвенел. Кажется, она вскочила и что-то опрокинула, потому что следом зазвенела посуда.
— Не любит он пожестче. Я же была у него, Сардар хороший. Только редко берет, а жаль.
— Еще как жаль, я бы ему так отсосала. Эх… И член у него…
— Да заткнитесь, чтоб вас копытом через колено! — этот голос не узнать было сложно.
— А то что? Покусаешь? Ты, говорят, в пыточной всех перекусала, — снова та, которая шипела о «подзаборных». Лин набросила платок на расстегнутую рубашку и выскочила в общий зал.
И кто у нас тут? Сальма с красными пятнами румянца. Нарима брезгливо кривится. Тасфия потягивает кофе из крохотной чашечки-лотоса. Хесса, белая от злости, стискивает зубы и кулаки. Кажется, просто шла в свою комнату, а тут эти… гиены. Но кто же? Гания могла бы, но ее голос тоньше, визгливей.
— Ой, а может, ты бешеная?
— А может, я бешеная? Не боишься, что покусаю? — Лин медленно пошла к анхе, имени которой не могла вспомнить, хотя злой и ревнивый взгляд помнила прекрасно. — Не трогай трущобных, чистенькая, — брезгливое определение, брошенное в пыточной Хессой, само соскочило с языка. — Знаешь, как легко свернуть человеку челюсть на сторону… или шею?
— Не надо, Лин, — слабо попросила Сальма, но ни подойти ближе, ни дотронуться не рискнула.
Анха без имени не убежала, завопив, даже отползти подальше не попыталась, только смотрела тяжело, с глухой злобой. И все же она боялась — Лин это чуяла, чуяли наверняка и остальные.
— Что вы тут устроили? — Лалия, сонная, явно только что разбуженная, высунулась из своей комнаты. В зале стало тихо. Лин перехватила ее взгляд, Лалия удивленно вскинула брови, осмотрела всех по очереди. Сказала ехидно: — Привет, недорезанная. Не мешайте спать, идиотки. А ты, Махона, доиграешься однажды, по тебе давно подземелье плачет. Заткнись и забейся в щель, пока я сама тебя туда не забила. Ты знаешь, у меня разговор короткий. И пачкать об тебя руки, в отличие от некоторых, я не стану.
Лалия снова исчезла в комнате, а позади Лин раздался отчетливый панический шепот:
— Бездна побери, я думала, она у владыки!
— Плохо.
— Да тише вы!
Лин с демонстративным вниманием с ног до головы осмотрела Махону, поймала взгляд и держала, пока та не опустила глаза. Хмыкнула. Подошла к Хессе.
— Не завтракала еще? Здесь не обязательно есть со всеми, можно и одной. Где хочешь, хоть у себя, хоть в саду.
— Уходим, уходим, — шептала Сальма, утаскивая за собой Тасфию и остальных. — Пойдемте гулять, там так хорошо, утро!
— Засунь ты себе в жопу утро свое! — прошипела Махона и кинулась к двери на лестницу. Грохнула ею так, что кто-то из оставшихся выронил чашку.
— Психушка, — Хесса устало провела ладонью по лицу. — Я тебя помню, ты была в пыточной. — Она обхватила себя руками, будто мерзла, и глухо, через силу, спросила: — У кого здесь просят еду? Жрать хочу, сдохну сейчас. Не завтракала, не ужинала, бездна знает что еще не делала.
— Вон та дверь, — показала Лин. — Пойдем. — Сунулась к слугам: — Завтрак для двоих. Сытный. С мясом и хлебом, а не фруктами.
— Как обычно, госпожа Линтариена? — доброжелательно откликнулся пожилой клиба. — Да уж запомнили ваш аппетит, не сомневайтесь.
— Больше, — Лин подвинулась, показывая, что не одна. — Это Хесса. Она голодная.
— Все сделаем. Куда подать, в сад?
— Там Сальма с компанией гуляют, — вполголоса, больше для Хессы, объяснила Лин. — Ко мне.
Хесса, войдя в комнату, огляделась, подтянула к себе маленькое кресло, стоявшее здесь скорее для красоты, чем для сидения, втиснулась в него и уставилась в окно. Вид у нее был усталый и равнодушный, синева под глазами, будто давно не спала, и большой багровый засос на шее. Лин поспешно отвела взгляд. Свежая метка Сардара пахла сильно, сочно, анхи, конечно, не могли не учуять сразу.
Лезть с разговорами Лин не стала.
