Замуж за незнакомца - Теона Рэй
Я вернулась в лавку, отжала мокрые волосы прямо на пол. Пришлось идти за тряпкой, вытирать лужу, и на некоторое время мои мысли заняла проблема с отсутствием чистой сухой одежды: пора устраивать стирку.
***
Рио
Золотистые нити тянулись легко, не рвались, не путались. От кончиков моих пальцев – до каждой буквы в книге, лежащей передо мной на рабочем столе. Я был вынужден читать: не научился еще зачаровывать строки с закрытыми глазами.
« – О мой герой! – воскликнула Лариила, падая в объятия дикаря без чувств… »
Я усмехнулся. Разве кто-то в реальности говорит так, как эта выдуманная автором Лариила? «О мой герой»? Какая ерунда.
Протянул нить до следующей строки. Она коснулась шершавой серой бумаги и тут же впиталась в нее, сливаясь с буквами, становясь незаметной для читателя. Только чтение глупых любовных романчиков отвлекало меня от того, что я делаю… Мне не хотелось об этом думать, я выполнял каждое действие механически, с трудом сдерживаясь, чтобы не порвать книжонку. Эту, еще пять рядом с ней и все те, что продаются в лавке.
Но раз за разом я себя успокаивал, каждый день проверял, видна ли лавка людям, которые ни разу в ней еще не бывали. Чары отвода глаз часто сбоили, я не успевал отреагировать, и тогда мимо проходящий зевака обязательно заглядывал в нее. Как только человек пересекал порог лавки, я уже не мог сделать так, чтобы второго его визита не случилось: возникли бы споры и недопонимания, ему бы чудилось, что у него непорядок с головой, он стал бы всем подряд рассказывать, что своими глазами видел лавку, даже заходил в нее, а потом она раз – и исчезла!
Я не мог этого допустить. Два года мне удавалось сдерживать наплыв посетителей, да так, чтобы об этом не узнал Альфред.
Нить порвалась со звонким хлопком. Я поморщился, стряхивая чары с руки и наматывая на пальцы новую нить.
« – Любовь – не главное в нашей жизни, свет очей моих, – ласково ответил дикарь Ларииле ».
Со вздохом я проглотил фразу «Боги, что за слюни» и продолжил читать. Чары растворялись в бумаге, опутывали собой каждую букву, строчку, запятую. Я только начал, впереди еще три сотни страниц, а мне этот роман уже не нравился. Ну что значит «Любовь – не главное»? А что тогда важно в этом мире?
Альфред Блэквуд ответил бы, что власть. Я с ним не согласен, да только моего согласия и не требовалось. Выполнить приказ – вот что я должен сделать, и тогда Альфред будет наделен властью, о которой он так мечтает.
« Дикарь заметил, как ее пухлые губы приоткрылись в немом изумлении, в глазах застыли слезы… »
Нить снова порвалась, я рассерженно захлопнул книгу и уронил на нее голову. Пухлые губы не Лариилы, а Атали, внезапно возникшие перед внутренним взором, опять отвлекли от работы. Я как мог старался о ней не думать, да только два года воздержания давали о себе знать.
В моем доме живет прелестная девушка, более того – она моя жена. Если мозгом я понимал, что ничего хорошего из наших отношений (если бы они вдруг случились) не выйдет, то тело реагировало менее спокойно.
Да, она именно девушка, как выяснилось. Я покупал опытную проститутку – не для пользования ею, конечно, о таком и думать противно, – а чтобы не сломать женщине жизнь фиктивным браком. Разумеется, они и без того под угрозой: покинуть публичный дом здоровым человеком не получится. Но в том нет моей вины.
Мне же досталась девочка, чье будущее частично зависит от того, как мы с ней разведемся. Если общество решит, что я ее бросил, ей не выйти замуж. Если общество решит, что она сама меня покинула, – ей все равно не выйти замуж, потому что, по мнению общества, женщина не имеет права покидать мужа, каким бы плохим он ни был.
Имитировать свою смерть, чтобы Атали осталась вдовой и смогла создать семью с достойным человеком, – это решение проблемы, конечно, но тогда я сломаю жизнь уже себе.
Знал бы я, что в борделях продаются невинные, уточнил бы на месте.
Стрелка часов была на четырех. Я послал Атали извинительную записку четыре часа назад. Интересно, как она ее восприняла и захочет ли говорить со мной. Я поступил как идиот: пусть и не накричал, но тон мог бы сделать и помягче. Она ни при чем, даже если открывала хоть одну книгу, нарушив мой запрет, все равно она не виновата. Я должен помнить об этом.
И вообще, я должен был думать об этом, когда дарил ей лавку. Нужно было отдать ей второй этаж в особняке, вот и все. Продавца бы нашел с улицы, а не подвергал риску девчонку. Впрочем, надо еще выяснить, а рискует ли она…
Как она сама относится к императрице? С тех пор, как короновали Ираину, народ разделился на два лагеря: одни рады новой правительнице, а другие против. И мои книги этому не способствовали, их тогда еще не было.
Закончить работу сегодня я уже не надеялся, спустился в кухню, чтобы приготовить ужин. Готовка отвлекала, расслабляла, позволяла на некоторое время забыться. В последнее время я находил утешение только в ней.
Кухню рабочие обустраивали абы как: печь почему-то поставили у решетчатого окна, рядом с ней здоровый морозильный шкаф –
