Бывшие. Назови цену, Дракон! - Мария Авенская

— То есть ты опять выбрал корону, а не меня, — сказала я кивнув, и пальцы у меня едва заметно дрогнули на его коже. — Секреты, интриги, высокая игра. Я уже видела эту пьесу. Конец — мне известен.

Он закрыл глаза, как от яркого света, хотя свет был тусклым. Под ключицей метка «Шипа» вздохнула иглами, как тараканьи лапки под стеклом. Я отвела ладонь на полдюйма — чтобы не дать яду лишнего шанса — и услышала, как камень подо мной скрипнул недовольно.

— Ты пришла, — сказал Каэл, и в этих двух словах было слишком многое: и «знала, что придёшь», и «не имел права звать», и «всё равно позвал бы». — Значит, не всё равно.

— Не всё равно, — согласилась я. — И ты знаешь почему. Поэтому — договорим. Кто пустил «Шип»?

— Я сказал всё, — сухо. — Враг внутри. Нити тянутся от троих. Я не дам тебе их имён. Пока ты… — он сглотнул, растрескавшиеся губы дернулись, — пока ты держишь мою жизнь в ладони

— Как трогательно, — хмыкнула я. — Ты бы удивился, сколько в меня помещается злости, когда меня довести.

Я просто смотрела на него — чуть снизу вверх, потому что стоять вытянувшись было неудобно; колено ныло от холодного камня, в спине сводило от сквозняка. В зале пахло солью и железом — густо, как во рту после укуса языка. По карнизам бегали тусклые руны — как мыши, осторожно и настороженно. Они слышали нас. Они всегда слышат.

— Ты выбрал корону тогда, — продолжила я, не торопясь и не делая вид, что спешу. — Я выбираю первую помощь сейчас. Но чтобы я заплатила цену правильно, мне нужно знать, что именно мы спасаем. Короля? Дракона? Или мужчину, который однажды… — я запнулась, слова споткнулись, как об каменный порожек, — который однажды держал меня за запястье и говорил «не бойся, я всегда рядом».

Он словно попытался улыбнуться — вышло криво, мне было больно на это смотреть.

— Хорошо, — прошептал он. — Скажи… цену мне.

— Не из тех ртов сейчас щедрость, — я наклонилась ближе, чтобы он слышал чётче. — Ты и так весь — цена. Но играем по правилам Зала Обетов. Здесь указываю я и камень. И да, я повторюсь: кто пустил «Шип»?

Тишина.

— Скажи «Совет», и я пойму, — сказала я мягче, — Скажи «трое», и я сложу. Скажи «никто», и я уйду, потому что не смогу помочь.

Глупая угроза. Я не уйду. Обе мы это знали — я и зал. Но иногда угрозы нужны, чтобы услышать правду.

Каэл медленно вдохнул — грудная клетка едва заметно поднялась под моей ладонью; на секунду сердце сбилось, потом снова неровно толкнуло пальцы.

— Трое, — сказал он наконец. — Но… один — наш. Если ты узнаешь имя сейчас, камень возьмёт его как плату. И… мы потеряем больше, чем «Шип» забрал.

Я замолчала. Зал хмыкнул — да, именно так, очень по-человечески. Янтарные огоньки всполохнули, разлились по резьбе, затухли.

— Любишь ты, — сказала я, — подсовывать мне задачи, где любой ответ — дрянь.

— Хватит говорить... — он открывал глаза уже увереннее, взгляд становился менее мутным. — Делай. Пока шип… не пророс.

Он хотел, как всегда, взять в руки управление: «делай», «не тяни», «я сказал». Я удобнее перехватила нож левой рукой, правую не убирала с его груди: пульс был путаный. Камень под пальцами вибрировал, как натянутая струна.

— Хорошо, — сказала я наконец. — Будем делать без имён. Но запомни: я не твоя тень. Я — ведьма. И если в моем заклинании окажется дырка — за последствия я не ручаюсь.

— Знаю, — коротко.

Я разложила вещи — кусочек холста с нацарапанными знаками, пучок высушенной кровавки, щепоть соли. Соль я просеяла на камень тонким снегом — круг, ещё круг, третий — плотнее, чтобы шип не утёк. Пахло морем, которого здесь нет; пальцы онемели от холода. Я прибрала прядь волос за ухо.

— Повтори, — сказала я, — чего ты не скажешь.

— Имена, — без паузы.

— Повтори, чего ты хочешь, — я заставила его произнести формулу желания.

Драконьи и чёрные маги презирают подобные «детские игры», но Зал Обетов любит ясность. Каэл на секунду промолчал — и, глядя мне прямо в лицо, очень чётко сказал:

— Жить. И чтобы ты… — он вдохнул, и я увидела, как лезвие боли двинулось по шее под кожей, — осталась жива.

Грудь сжало изнутри — так, что захотелось выругаться грязно, на простом языке рынка, а не на благородной речи магов. «И чтобы ты осталась жива» — это слишком дорогая клятва из его рта. Я бы хотела поверить, что он действительно так думает.

— Услышала, — сказала я. — Камень — тоже.

Зал ответил мгновенно. Руны вспыхнули так ярко, что я машинально прикрыла глаза. Не янтарём теперь — белым, хищным, соляным. Свет пробежал по резьбе, рванулся в пол, прошил трещины, выгрыз дорогу к алтарю — и встал стеной вокруг нас, как тонкий круговой шторм. По коже побежали мурашки — те самые, мелкие, злые.

Гудение поднялось от ступеней к груди, к горлу. Слова встали сами собой: назови цену.

— Приняли, — выдохнула я и подняла взгляд на Каэла. — Коротко: камень хочет плату. До того, как я лезу внутрь твоего яда.

— На мне, — с привычной, до дрожи знакомой гордостью. — Я плачу.

— Конечно, — я фыркнула. — Ты всегда готов платить тем, что тебе не жалко. Жизнью чужих, воспоминаниями. Не иди в свое хранилище, король, здесь плата другая.

Руны вокруг перевели гул на ещё один тон выше — требовательный.

Я сжала рукоять ножа, чувствуя под пальцами каждую линию, и проговорила Залу:

— Слушай. Цену назову я.

Зал рванул светом, будто кивнул.

Я вдохнула и впервые за ночь позволила себе честно испугаться. Потому что цена, которую потребует зал сегодня, возьмёт не золото и не кожу. Он возьмёт часть жизни. Он всегда был падок на то, что делает нас живыми.

— И да, — добавила я уже шёпотом, наклоняясь к Каэлу так близко, что чувствовала на губах его тёплый, сухой выдох, — ты выбрал корону тогда. Сейчас выбираю я.

Свет взметнулся — белый, соляной, безжалостный. Руны