Истинные (не) изменяют в марте - Мария Самтенко
Впрочем, в этом никто и не сомневался. Но почему это всего лишь татуировка? Как получилось так, что печать нашей истинности стала обычным рисунком? А, может, она всегда была фальшивой?
Колдун не знает. Он осторожно произносит, что на сотню фальшивых меток нет-нет да и попадется настоящая, но утратившая силу.
– Истинные не изменяют, правда? – всхлипываю я, сидя на жестком стуле в допросной и пытаясь сфокусировать взгляд на соломенных волосах следователя. – Реналь сказал, что пытался проверить истинность... проверить меня и мою любовь, понимаете? Так, может, истинность исчезла из-за этой проверки?..
– Или вы просто нашли себе хорошего татуировщика и сделали нечто похожее на метку, – качает головой Дагель. – Не лгите мне, госпожа Марианна, я вижу вас насквозь.
Что он может видеть? Что после измены любимого мой мир раскололся на части?
Я пытаюсь объяснить, как любила Реналя, и как горько было увидеть его в объятиях другой, но из глаз снова текут слезы.
– У нее же истерика, – влезает колдун. – Оставьте ее в покое. Пусть посидит в холодной.
В итоге моривилльский следователь действительно решает отложить допрос до утра.
Я провожу ночь в одиночной камере – спасибо за это, я бы не выдержала чьего-то присутствия! Дрожу от холода, накрытая тонким одеялом поверх тюремной робы, но сон все равно приходит и утаскивает меня в ледяные объятия.
А утром меня снова ведут на допрос. Колдуна нет, следователь опять не один. Он занял железный стол, а на стуле в углу устроился господин Гейден Аурус, городской судья Моривилля и по совместительству дядя Реналя – и его глаза холодны как лед.
Впрочем, они были такими, сколько я его помню.
Ожидая допроса, я вспоминаю, что господин судья никогда не радовался моему браку с Реналем. Он считал, что я его дорогому племяннику не ровня. А если учесть, что из-за меня Реналь бросил назначенную невесту, то нет ничего удивительного в том, что Гейден Аурус мечтает закрыть меня в каталажку на максимально возможный срок.
– Госпожа Марианна, – вздыхает следователь. – Вы должны рассказать нам все с самого начала.
Что ж. Надо так надо.
Беру себя в руки и мысленно погружаюсь во вчерашний день.
В день, который я считала самым счастливым днем моей жизни.
***
Чуть раньше
– Мари, ты просто светишься! – ласково качает головой мать-настоятельница Эрмина, укладывая мои волосы в пышную свадебную прическу. – Только посмотри!
Бросаю взгляд в зеркало: изящное белое платье, темные волосы, сдержанный макияж и – на контрасте – сияющая улыбка.
Я выхожу замуж за любимого мужчину!
Нет, даже не так. Смотрю на настоятельницу и мысленно поправляюсь: я, Марианна, воспитанница главного сиротского приюта Моривилля, простая девушка без прошлого и будущего, выхожу замуж за Реналя, аристократа и племянника городского судьи. Так и надо говорить, да. И так сказала наша бухгалтерша, составляя письмо благотворителям с просьбой подсобить приюту с довольствием. «Мы должны достойно проводить в счастливый брак наш самый проблемный актив».
Без будущего – из-за того, что у меня нет ни образования, ни профессии. За два года жизни в приюте я научилась только тяжелому физическому труду на ниве хозяйства. И даже там моим главным достижением остается то, что я смогла отмыть приютского кота Мазута до несвойственного ему белого цвета. Разглядывая непривычно-белого и внезапно-пушистого кота, настоятельница приюта сказала, что никогда не забудет этот геройский поступок – но в резюме, увы, не напишешь «Марианна хорошо моет котов». Устраиваться в жизни придется по-другому.
Без прошлого – потому что два года назад меня нашли в главном городском парке Моривилля без сознания, без памяти о прошлом, без документов, без вещей, и, как сказал наш приютский сторож, без стыда и совести. Проще перечислить, что у меня было: серебряная цепочка с маленьким крестом, черная рубаха с коротким рукавом, обтягивающие штаны из кожи, тяжелые ботинки и комплект нижнего белья из серии «выгнать из борделя за разврат».
На рубахе был нарисован череп со странными письменами, поэтому сначала меня попытались определить к местным некромантам. Но тем удалось отбиться от сомнительного подарочка, заявив, что череп черепом, но крестик подозрительно намекает на храмовников. Поэтому рисковать результатами своего труда наши трепетные некроманты не хотят.
Храмовники тоже «потерю» в моем лице не признали, но, почесав бритые затылки, посоветовали мэру определить находку в сиротский приют. Тогда еще «попаданцы» не падали на головы местным чуть ли не каждый месяц, и никто не знал, что с ними делать. Да и само это слово не было в ходу, пока у девчонки в нашем приюте не всплыло в памяти, что вот, она «попаданка» из другого мира. И еще что-то про книги, но она не запомнила.
Маги стали разбираться и выяснили, что и я, и другие такие же «потеряшки» родом из других миров. Раньше это случалось редко, но теперь, похоже, в мироустройстве что-то разладилось, и попаданки стали сыпаться всем на головы с пугающей регулярностью.
Впрочем, проблемы с устройством чужого мира меня тогда не волновали. Все свободное время занимала подготовка к свадьбе с Реналем, моим возлюбленным.
И моим истинным.
***
Мы с Реналем познакомились полгода назад.
Приютский кот Мазут в тот день опять потерялся, и мы со сторожем обшаривали окрестности, пытаясь его найти. Я уже знала, что на кличку он отзывается, только когда голоден, и что искать его по описанию бесполезно: после купания Мазутик сохраняет первозданную белизну не дольше часа. Потом он непременно где-то изгваздается и станет или пыльно-серым, или черным, или с пятнами живописных цветов – в зависимости от того, во что влезет.
В какой-то момент под повозкой почудилось мяуканье, и я полезла туда. Схватив Мазута, я обнаружила, что он успел найти целую лужу своего, скажем так, тезки. Пачкаясь в вязкой вонючей жиже, я полезла обратно. И… вцепилась в протянутую руку молодого господина в дорогом костюме.
Так я и познакомилась с Реналем. Он проводил меня до приюта и почти помог отмыть орущего кота – в кульминационный момент его остановили внезапно появившиеся неотложные дела. Но я была не в обиде, потому
