Воля владыки. В твоих руках - Рия Радовская
— Вы вряд ли поверите, господин Ладуш, но легкомыслие мне вообще не свойственно. Профессору стоило рассказать все это мне, а не показывать сволочной характер и отыгрываться за порядок работы охранки. Да, я замечаю, что тело меняется. Смазку трудно было бы не заметить, — хотела пошутить, но вслед за словом «смазка» потянулась яркая, слишком яркая цепочка картин — утро перед праздником, разговор с Лалией, сам праздник… Владыка… Она замотала головой. — Перепады настроения тоже вроде из-за этого. Кажется. Простите.
— Перепады, слезы, вялость, томление и ожидание близости. Тяга к мужчинам.
— Честно говоря, лучше бы обошлось без томления и ожидания. Не сейчас.
— Это нормально. Не только для тебя, для всех анх перед течкой.
— Я не хочу. Все-таки жаль, что в вашем мире нет подавителей. Подставляться кому придется… да в бездну, — она выскочила, хотя Ладуш, кажется, хотел ответить. Но еще немного — и разрыдалась бы на его плече, и хорошо если только разрыдалась, а не завыла. Нет уж.
В конце концов, она не за этим приходила.
«Могу я хотя бы попросить прощения? — Не можешь».
«Не можешь». И какой тогда смысл во всем остальном?
Если бы не Исхири, полезла бы снова в окно. И пусть бы убил, плевать. Зато успела бы сказать все то, что уже невыносимо без толку прокручивать в голове.
Лин так и не заснула этой ночью. Плакала, закусив угол подушки, убеждала себя не делать глупостей — сколько можно, в самом деле? Твердила слова Ладуша: больше гуляй, подумай о здоровье, жди. Жди. Он сделает, что сможет. Иногда сон подбирался близко, совсем близко, но полностью отключиться не получалось. Больше было похоже на прострацию, чем на нормальный сон. И в голове крутился единственный вопрос: «Почему?»
А потом настало утро. И нужно было вставать, и постараться выглядеть если не «как обычно», то хотя бы «приемлемо». Что под злорадными взглядами Наримы было очень непросто. Хотя еще недавно Лин этих взглядов и не заметила бы, а если и заметила — что ей за дело до этой дуры? Теперь же… Именно Нариму она вспомнила в ссоре с владыкой, и оттого казалось — Нарима победила в каком-то безмолвном споре. В борьбе за второй шанс, может быть?
«Больше гуляй»… Лин гуляла — с утра и до вечера бесцельно бродила по саду, и ела в саду, подальше ото всех, и не забывала о лекарстве. Делала вид, что все в порядке. Уходила спать раньше других. А поутру снова шла гулять.
И не могла сказать, сколько дней прошло после разговора с Ладушем. Два, три? Или уже четыре? Ладуш, сталкиваясь с ней, молча проходил мимо, только окидывал пристальным взглядом. Сама Лин не замечала прочих. Ей было… пусто, пожалуй. Даже не тоска, для того, чтобы тосковать, нужно хоть что-то чувствовать. Но что может чувствовать человек, которому даже в праве извиниться отказано? Не говоря уж о перспективе секса с чужим, не нужным ей кродахом.
Чувства просыпались ночью, когда отгораживалась от всего мира одеялом и дышала все еще заметным запахом Асира. Но даже тогда больше не хотелось ни выть, ни плакать, просто пережить наконец эту проклятую течку. Почему казалось, что потом все наладится, Лин не знала, но очень старалась в это верить.
С Лалией она столкнулась внезапно. Просто врезалась, вписалась носом во что-то мягкое, сладко пахнущее владыкой и сексом, задохнулась от этого свежего, густого, желанного запаха, всхлипнула и подняла глаза.
— Так, — сказала Лалия, сосредоточенно ее разглядывая. — Так. Понятно. Хорошо, что не в стену, идем, — взяла Лин за руку и куда-то повела. Оказалось — в их тайную комнату. Знакомый запах оружия, металла, смазочных составов для дротиков и сюрикенов немного успокаивал, но даже близко не мог перебить запах владыки.
— Очень плохо? — спросила Лалия.
— Не знаю, — Лин прислонилась к стене: ноги не держали. От запаха владыки и секса стало жарко, она зашарила по вороту рубашки, нащупывая мелкие пуговички. Пальцы дрожали, расстегнуть получилось не сразу. — Я же не знаю, как плохо, а как нет. Живая. — В висках стучала кровь, Лин вытерла пот со лба и спросила: — Не рассердишься, если я понюхаю… ближе?
— Сочту это новым пикантным опытом, пожалуй, — Лалия усмехнулась. — Вперед.
Один короткий шаг, и Лин уткнулась носом в ее плечо. Задышала, стараясь не частить и не терять голову, помнить, что перед ней не владыка, а другая анха. Сцепила руки в замок за спиной, чтобы не обнять, случайно забывшись — это было бы уже совсем лишним. Жар расползался по телу и почти нестерпимым огнем собирался внизу живота, между ног стало совсем мокро, зато в голове немного прояснилось, безразличие последних дней отступило, и плевать, что снова стало больно, запах владыки стоил этой боли.
— Странно, — негромко, словно про себя, сказала Лалия. — Ты пахнешь еще слишком слабо для течки, но остальное…
— Нет, еще нет, — Лин мотнула головой и отступила на шаг. Встретила изучающий, задумчивый взгляд. — Я осознаю окружающее и контролирую себя. Меня не тянет кидаться на любого кродаха или клибу. И Ладуш присматривает… кажется.
Вспомнив о Ладуше, Лин задрожала. Обхватила себя руками. Она не знала, договорился тот с кем-то или нет. Наверное, да. Если бы владыка передумал, он сказал бы, правда?
— Ты как-то неправильно представляешь себе течку. Осознавать окружающее — нормально. Даже контролировать кродаха в процессе соития или выражать свои желания — нормально. Ты не теряешь себя, просто… желание становится таким сильным, что границы условностей размываются. Чтобы потерять себя в этом желании, нужно очень долго ждать, это последний шаг до безумия. Но все, что происходит перед этим — происходит постепенно. — Лалия кинула на пол одну из тренировочных циновок, села и похлопала ладонью рядом с собой. — Давай поговорим… о разном.
Лин села, поморщившись: мокрые шаровары неприятно врезались в промежность.
— О чем?
— Во-первых, о твоем выборе. Я знаю, что Ладуш его предлагал.
— А о нем нужно говорить?
— Конечно. Я недостаточно хорошо знаю тебя, чтобы судить о твоих предпочтениях в постели. Ты и сама вряд ли это знаешь, но есть несколько моментов, которые могут стать определяющими. Смотри. Возьмем Сардара. Для него главное — доставить удовольствие анхе. Он никогда не переступит черту, если не будет уверен, что ты хочешь этого по-настоящему. Никогда не причинит боли, если ты не станешь умолять его об
