Сошествие в Аид - Хейзел Райли
— Зелье Эдилого. Бога сладких шёпотов и лести, — объявляет Афродита, устраиваясь поудобнее. — Правда. Забавно, что сердце нельзя сломать, и всё же «ты разбил мне сердце» — один из самых частых оборотов. Стоит замешкаться — и ты падаешь, ломаешь кость. Но сердце в безопасности. Пока не встретишь того, кто вырвет его из груди и швырнёт на пол. — Она складывает листок, подвязывает обратно к горлышку и бережно убирает к остальным. — Расскажи нам о последнем человеке, которому ты сказала «я тебя люблю», Джек.
Джек застывает, как статуя. Я даже слежу за её грудной клеткой — дышит ли. Шевелится еле заметно. Глаза округлились, хотя куда выигрышнее было бы сыграть привычное «мне всё равно». А она в этом мастер.
— Джек, отвечай, — приказывает Афродита.
Гермес уставился на мою соседку по комнате с неожиданным азартом — будто почуял там что-то очень забавное.
Джек глубоко вдыхает:
— Это был последний день первого курса. Мы с Ньютом, Лиамом и Перси сидели в саду. Народу — тьма. Почти все уезжали в тот день. Мы с ребятами не виделись бы до сентября: у меня французские корни, лето я провожу у отца в Париже. Мы попрощались. Ньют уходил первым, и, когда я его обняла, я сказала, что люблю его. Но он уже отвернулся, а в общем гуле студентов и на фоне того, как Лиам орал свои обычные глупости, меня никто не услышал. Никто.
У меня отвисает челюсть. И, судя по виду, у Перси с Ньютом тоже. А вот Лиам поднимает палец:
— Что значит «обычные глупости»?
— Джей-Джей…
— Нет, Ньют. — Она поворачивается к Гермесу. — Правда, добавлять нечего.
Он тянется к ней, но я перехватываю его за локоть и тяну к себе. Брат смотрит на меня растерянно и зло.
— Оставь её.
Не то чтобы его вина в том, что он предпочёл переспать с Лиззи вместо вечера с Джек. Но мог бы сказать правду. И не вести себя влюблённым школьником рядом с ней, если не собирается идти дальше дружбы и при этом спит с другими. Может, когда-то Джек ему нравилась… да кто разберёт, что творится в голове моего брата?
Афродиту не интересуют все эти бесполезные мелодрамы. Вернее — интересовало их устроить. А вот как они дальше пойдут и чем кончатся — не её забота. Она подаёт шкатулку Лиззи, замыкая треугольник.
Лиззи вытаскивает ампулу с чёрной жидкостью. Даже страшно представить вкус, но она выпивает, не морщась. Облизывает губы дочиста и ждёт, пока Афродита прочтёт записку.
— Зелье Имера, бога похоти и неудержимого желания, — сообщает Афродита. Ничего хорошего. — Действие. Число семь часто встречается в нашей культуре и символизирует, среди прочего, полноту. Им управляет Венера. Мы встречаем его в повседневности: семь дней недели, семь цветов радуги, семь чакр, семь нот…
— Семь гномов, — вставляет Лиам.
Афродита испепеляет его взглядом и продолжает, как ни в чём не бывало. Складывает листок, прикусывает губу, выбирая задание для Лиззи:
— Семь минут в раю, Лиззи. Выбери кого-то из присутствующих и иди с ним в ванную. Делать можно всё, что угодно — при взаимном согласии.
Мои руки сами собой сжимаются в кулаки. Тут и думать не о чем, понятно, кого она выберет. И правда — без всякой наигранной паузы Лиззи встаёт и протягивает руку Хайдесу. Его губы выгибаются в хищную, голодную улыбку — и я сомневаюсь, что они ограничатся парой невинных поцелуев. Они уходят молча, и хлопок двери в ванную ещё несколько секунд отдаётся эхом.
Лиам уже открывает рот, но Афродита мгновенно шикает, приложив палец к губам. Ко мне подступает тошнота. Можно было бы сделать вид, что ничего не происходит, будто за дверью не творится чёрт-те что. Но ей нужно, чтобы мы слышали каждый звук. Каждый намёк на…
Хайдес грязно ругается. Что-то ударяется о стену. Раз. Потом второй. Похоже на тело, влетающее в деревянную дверь. Лиззи застонала — они занимаются сексом. И громко, будто нас нет в паре метров, по другую сторону.
Мне не на что «обижаться». Может, накроет потом — через несколько часов, когда игра закончится и я уставлюсь в потолок собственной комнаты. Сейчас же хочется просто отвернуться в сторону и вывернуть желудок. Я не вижу — только слышу, но ощущение, будто всё перед глазами. Я прямо вижу руки Хайдеса на Лиззи и спрашиваю себя, трогает ли он её так же, как трогал меня. Целует ли. И мозг охотно шепчет свою версию: да. Он делает с ней всё то, что уже делал со мной.
Ньют рядом сидит с распахнутыми глазами, втыкая в пол. Джек за его спиной и не пытается спрятать гримасу отвращения. Почти уверена: мы все задаём себе один и тот же вопрос — какого чёрта мы здесь делаем? Наверное, уж лучше бы я выбрала игры Гермеса. Или три часа подряд билась головой о стену.
Мы ждём, и эти «семь минут» кажутся бесконечными. Потом Хайдес и Лиззи возвращаются — одежда в порядке, но волосы у неё растрёпаны. Они усаживаются на прежние места, и какое-то время никто не произносит ни слова.
Хайдес смотрит на меня. Я отвечаю тем же; отвести взгляд — последнее, что могу себе позволить сейчас. Первое желание — разрыдаться, потому что я чувствую себя использованной, обманутой и униженной. Все здесь знают, что, между нами, что-то было. Его братья знают, что мы были вместе — всего лишь два дня назад. А теперь он закрывается в ванной с другой и трахает её так, словно я — ничто. Именно поэтому я не могу позволить ему увидеть, как мне больно.
— Моя очередь, — говорю я. — Теперь выбираю я.
Я жду, что Афродита возразит, но она лишь протягивает мне деревянную шкатулку. Я веду пальцами по пробкам, пока не останавливаюсь на одной конкретной ампуле. Она тёмно-синяя, цвета лазурита. Откупориваю и залпом выпиваю. Жгучая, но с лёгким вкусом. На послевкусии — ягоды, кажется, ежевика и черника.
Закрываю глаза. Я даже не знаю, что предпочла бы — «правду» или «действие». Но, даже если бы я загадала, судьба всё равно дала бы обратное.
— Зелье Эроса, бога любви и сексуального желания, — зачитывает Афродита и улыбается мне с удовлетворением. — Действие, Хейвен. Многие думают, что
