Сошествие в Аид - Хейзел Райли

Ну что ж. Теперь мне и правда любопытно. Я ставлю закорючку внизу справа и становлюсь первой, кто подписывает. Ньют смотрит на меня так, словно я окончательно сошла с ума. Но потом застаёт меня врасплох:

— Ты уверена?

— Ты же тоже читал, нет? Там ничего экстремального.

Лиам второй даёт согласие. Перси — третий, и он единственный, кому, похоже, абсолютно всё равно. Джек и Ньют тянут до последнего. Мы собираем листы и возвращаем их Афродите. Она улыбается с удовлетворением и жестом обнажённой руки указывает на свободные подушки:

— Располагайтесь. Игры скоро начнутся.

Мы рассаживаемся. Лиам занимает подушку ближе всех к Афине, но та даже не поворачивается к нему. Джек и Ньют усаживаются рядом, слева от меня. Остаются два места — как раз возле Лиззи и Хайдеса.

Не рассчитываю на удачу, но Перси оказывается верным другом и садится ближе. Я беззвучно шепчу «спасибо», он подмигивает. Хайдесу, судя по его взгляду, такая «галантность» Перси совсем не нравится.

— Уже нашла, с кем переспать, Хейвен? — спрашивает он, большим пальцем чертя круги на бедре Лиззи.

Я сжимаю челюсти, чтобы не вывалить на него все оскорбления, что знаю. Перси берёт мою ладонь, крепко сжимает — тихая поддержка, призыв держаться.

Хайдес смеётся, запрокинув голову:

— А, точно. Достаточно глянуть ему в лицо, чтобы понять: вагину он видел только в день, когда родился. Должно быть весело держаться за ручки.

— Ты вообще способен молчать дольше минуты или у тебя хроническая потребность трепаться? — рычит знакомый голос у меня за спиной. Ньют наклонился вперёд, пылающий от злости. Слова он адресует Хайдесу, но глаза его прикованы к Лиззи.

Я не знаю, что было между ними. Но факт: они стали общаться куда чаще, чем мы думали. И есть ещё Джек. Я никогда не понимала, чего на самом деле хочет Ньют. Одно ясно — к Лиззи он точно не равнодушен.

Хайдес наклоняется вперёд, глаза вспыхивают азартом. Он только и ждал, что кто-то клюнет.

— У тебя проблемы со мной, Ньютон? Так скажи прямо. Может, я их решу.

— У меня проблемы с тем, как ты обращаешься с моей сестрой, — отвечает он твёрдо. Все уставились на него. — С тем, как ты её вчера оскорблял в кафе. И, если уж говоришь, постарайся хотя бы мимику подогнать под слова. Потому что смотришь ты на неё, как похотливый придурок.

Хайдес шумно выдыхает и делает движение, будто хочет подняться, но Афродита останавливает его тоном строгой матери, отчитывающей ребёнка. Когда все взгляды устремляются на неё, она опускается на колени в центре комнаты. В руках у неё резная деревянная шкатулка тёмного цвета, украшенная золотыми вставками.

— Это игра Тринадцати Предметов. Что-то вроде «Правды или Действия». Мы все её знаем, но эта версия… куда интереснее, — говорит Афродита. Она приоткрывает крышку, но я не вижу содержимого. — Внутри тринадцать предметов. Некоторые означают «отвечай на вопрос». Другие — «сделай что-то». Мы с братьями знаем, какие из них какие, а вы нет. Всё решает случай. Обычно играют тринадцать человек, как тринадцать богов Олимпа, но сегодня вас шестеро. Значит, будет только веселее.

— Мне это не нравится, — бормочет Ньют. — Обычно в «Правде или Действии» выбираешь сам. Почему здесь — случайно?

Афродита вздыхает. Локон падает ей на лицо.

— Потому что выбор делает судьба. Она знает, кого заставить говорить правду, а кого — рискнуть. — Она поднимает голову и улыбается. — А ещё, потому что это моя игра и правила устанавливаю я.

Гермес садится, осушая бокал до дна.

— Ну давайте начнём. Я надеюсь, мне выпадет Хейвен.

Афродита всё ещё смотрит на Ньюта. Протягивает ему шкатулку, чтобы он заглянул внутрь.

— Делай выбор.

Внутри — тринадцать стеклянных флакончиков, закупоренных пробками. Каждый наполнен до краёв жидкостью разного цвета: прозрачной, жёлтой, зелёной, красной, фиолетовой, розовой… Совсем не то, что я ожидала. Услышав про «предметы», я думала, что каждый будет сам по себе намекать на «правду» или «действие». А это настоящий прыжок в неизвестность.

Рука Ньюта зависает над рядами флаконов, затем он вытаскивает один с красной жидкостью. На горлышке прикреплён сложенный листочек. Афродита снимает его, разворачивает и читает:

— «Зелье Пейто. Это греческая богиня, олицетворяющая убеждение и соблазн».

Ничего хорошего. А по злой улыбке Афины становится ясно: всё может быть ещё хуже, чем я думаю.

— Правда, — объявляет Афродита. — Сердце хрупко. И самая страшная его болезнь — это нежелание признать, кому ты на самом деле хочешь быть верным.

Она складывает листок и возвращает его в шкатулку. Потом откупоривает флакон и протягивает Ньюту. Тот выпивает залпом, не моргнув. Афродита ждёт спокойно, переплетает пальцы на коленях, облизывает губы:

— Что ты делал в субботу ночью, Ньют?

Суббота. Когда я была на Зимнем балу у Лайвли. Я не слышала брата — он не отвечал ни на звонки, ни на сообщения. Я думала, он злится. И наверняка злился. Но сейчас, видя, как его тело каменеет и лицо теряет краску, я начинаю бояться ответа.

— Я был с Лиззи, — шепчет он.

— И?.. — подталкивает Афродита.

— Я ответил на твой вопрос.

Черты лица Афродиты каменеют, и от этого её красота становится опасной:

— Я спросила, что ты делал, а не с кем был. Твой ответ неполный, Ньют.

Брат косится на Джек у себя под боком. Я и не заметила, что у неё лицо ещё более печальное, чем у него.

— Мы занимались сексом.

Слова висят в воздухе над нашими головами — кажется, я даже слышу противное эхо. Не знаю, у остальных та же мысль или нет, но у меня — да: почему вопрос Афродиты был таким прицельным? Будто она и так знала ответ, просто хотела, чтобы мы тоже узнали.

Стоит мне встретиться взглядом с одной-единственной парой глаз — и я понимаю, что ошиблась. Она не для нас это вытягивала. Для одной конкретной персоны.

— Я просила тебя провести время вместе, — произносит Джек без интонаций. — А ты ответил, что переживаешь за сестру и пойдёшь спать. А сам был с Лиззи?

— Интересненько, — комментирует Лиам.

Я пихаю его локтем. Гермес кивает на него, мол, согласен.

Никто не решается издать ни звука — лишь бы не пропустить, что скажет Ньют. Брат теребит пальцы, не в силах смотреть ни на кого в комнате.

— Я соврал, да, — признаётся он.

Джек отползает от него, перебирается ближе к Гермесу. Сворачивается клубком, прижимая колени к груди.

Афродита не знает жалости — по крайней