Злой Морозов для Алёнушки - Аня Леонтьева
- Тебе лет-то сколько, Алёнушка? - вдруг решил прояснить, а то припрут за малолетку.
- Двадцать три, - пролепетало это восторженное создание, сейчас, правда, немного пожёванное.
- М-м-м, - протянул многозначительно и подошёл ближе.
Свет падал в коридор из моей комнаты. И её лицо было особенно бледное в этом полумраке, а глаза как два омута, в которых плескался ужас и надежда.
- Взрослая уже, - улыбнулся криво.
Мне Катька всегда высказывала. Говорила, что стоит мне так улыбнуться, и у неё вкус лимонов во рту появлялся.
С того времени много воды утекло, и я своё умение отточил до совершенства.
Вижу по дрогнувшим плечам Алёнушки, что её пробрало.
- Уважаемый, Морозко… - начинает она дрожащим голосом.
- Слушай, ты блаженная, что ли? Какой я тебе Морозко? Ты сказок в детстве пересмотрела или реально ку-ку?
- Я просто не знаю, как к вам обращаться, - заикается от страха.
Чёт я перестарался. Вон, аж трясётся вся.
- Обращайся ко мне Емельян Константинович Морозов, - отступил на шаг, а то ещё кони двинет от страха, тогда точно посадят.
- Морозов, почти Морозко, - вдруг нервно хихикает эта дурочка.
- Реально долбанушка, - обречённо выдыхаю я.
- Сами вы…- насупилась Алёнушка и стала походить на маленького взъерошенного ёжика, и снова это желание утешить, успокоить, а там и пожамкать можно.
Тьфу ты! Ересь всякая в голову лезет!
- Ты давай не зубоскаль, не доросла ещё, - ворчу на неё, а сам на себя злюсь, что какие-то непонятные вибрации к этой пигалице чувствую.
Несуразная же какая-то, несмотря, что есть выдающиеся части фигуры, но как рот откроет, хоть стой, хоть падай.
Заладила, херню какую-то! Морозко! Морозко!
Выползла чего-то посреди ночи. Спала бы и спала. Но нет, она по всем заветам алкоголиков, решила пошататься ночью, нервы мне сделать.
Еле до дома добрались сквозь этот снегопад. Сыпало так, что наверняка тётка Маня, смотрела в окно и крестилась, поминая бога всуе. Я же просто матерился, потому что не видно ни хера, и я пёр на одном упрямстве, да ещё благо, что машина у меня, танк, и всё равно чуть поворот не пропустил. Хорошо, что я эти места, как свои пять пальцев знаю, а то до сих пор бы по лесу плутали.
Вымотался с дорогой так, что когда добрались, сил хватило, достать из машины, находку свою, отнести в комнату к Никитке, замотать в одеяло, и самому уволится спать.
И чего подорвалась, и исполнять начала? Утром бы всё прояснили.
- Отпустите меня, пожалуйста, Емельян Константинович, - проблеяла Алёнушка, тонким просящим голоском.
- Да кто ж тебя держит? – хмыкнул я и потянулся до хруста в костях, и случайно взгляд её поймал заинтересованный на одном моём конкретном месте.
Вот же зараза. Ну, на хрена так смотреть, ещё и снизу вверх.
К члену моментально прилила кровь, и я решил ретироваться от греха подальше.
- Можешь валить на все четыре стороны, - кинул ей на ходу, пытаясь привести в норму разбушевавшуюся фантазию. Перед глазами так и стояла картина того, как я подтягиваю эту пигалицу за подмышки, усаживаю на свои бёдра и, стянув тонкую кофту, прижимаю к стене.
Пиздец, надо срочно потрахаться.
Возвращаюсь в свою спальню, вырубаю свет и заваливаюсь на развороченную кровать, зарываюсь головой в подушки и пытаюсь воскресить образ Аньки. Но вместо сисястой брюнетки, перед взором только бедолага-Алёнушка, со своими голубыми глазками, да ладони мои на её белом теле.
Даю волю фантазии, представляя, в деталях все её прелести, наслаждаясь колким возбуждением, воображая, как туго и горячо в этой пигалице.
- Емельян, - спины касаются холодные пальцы, - там же ночь и снег…
Рычу на эту дуру, и в одно мгновение, перехватываю тонкое запястье, дёргаю на себя, переворачиваю и подминаю под себя, она даже пискнуть не успевает.
В темноте отчётливо вижу овал её бледного лица, и провалы глаз. А тело торжествует от упругих девичьих форм. И пахнет она так правильно, сладко, зовущее. Всё тёмное наружу лезет от трепета этого, и ощущения беззащитности и нежности, что в моих руках сейчас.
Шумно втягиваю её запах, коснувшись носом виска.
- Не надо, - пищит Алёнушка.
Несколько секунд ещё наслаждаюсь этим положением, приходя в себя. Сам себя сейчас не понял. Чисто инстинкты сработали.
Отстраняюсь, выпуская её.
- Спать вали! – рычу просаженным голосом. – А вздумаешь уйти, дверь закрой за собой.
Алёнушка, неуклюже падает с моей кровати, и, по-моему, передвигается на карачках, в темноте не видно, слышно только её удаляющее пыхтение.
Пиздец повело меня. И ведь казалось, что слегка надавить и сдастся.
Надо завтра, вытаскивать её тачку и пусть валит туда, куда ехала.
Недоразумение глазастое!
Тщетно пытаюсь найти удобное положение и выгнать из головы образ Алёнушки, её сладкий запах повсюду, и я сдаюсь, представляю, себе, что совсем другие слова мне сказала, наоборот притянула и одобрительно замурчала, и я не медлил больше.
5. "Рум-тур"
Что-то гремит так, словно рухнула крыша, вырывая меня из сна. Моментально вспоминаю, где я, и всё то, что было ночью.
Жмурюсь, наполняясь жарким стыдом. Щёки обжигает румянцем.
Полночи уснуть не могла, всё шаги мерещились, и самое непонятное, что не понимала, страшно мне от этого или же я хочу, чтобы этот странный большой мужчина, завершил то, что начал.
Пугающий и такой притягательный незнакомец.
Емельян.
Надо же, имя, какое редкое. Я за всю жизнь, ни разу не встречала, ни одного Емельяна.
И память услужливо подкинула то, как я лежала под ним, таким горячим и большим, и как чувствовала всю его силу и мощь, которую он очень старательно сдерживал.
Волна тепла и щекочущего возбуждения пронеслась по телу. Что-то запретное, но такое притягательное, к которому ты можешь прикоснуться только в своих фантазиях. Хотя и в них трудно представить, что вот этот грубиян на меня ласково посмотрит, поцелует...
Опять грохнуло, воображение моё испугалось, но дальше того, что было вчера в темноте, никак не шло, и перед глазами так и замерло лицо Емельяна, с кривой ухмылкой, и сильное тело, прижатое ко мне, со всеми его выпирающими частями.
Да, дела! Грезила об одном мужчине, а попала в руки к другому. Не руки, а ручищи. Мне кажется, он легко может ими обхватить меня за талию и…ух…
Тут же мелькнула картинка, как его ладони легли на мой живот, сомкнулись
