Папа для озорных апельсинок - Кара Мель

– Хочешь сказать, что если бы не девочки, то ты б уехала? – щурится, сверля меня взглядом.

– Если б не девочки, меня вообще здесь не было, – отвечаю, а сама замечаю опасный блеск в его глазах.

Готовлюсь к очередному столкновению.

Но тут Куравлев в очередной раз удивляет меня.

Он отходит. Сам! Без угроз и требований с моей стороны.

– Пофиг, иди, – отступает в сторону, освобождая проход. – Сейчас тебя не задерживаю. Но учти, мы обязательно поговорим!

– Ага, – бросаю, проходя мимо него. – Обязательно, – ухмыляюсь недобро.

В груди бушует самый настоящий ураган из эмоций, но я не поддаюсь им. Еще чего не хватало!

Хотя видеть Куравлева с расцарапанным лицом было бы, наверное, приятно… Может все же стоит проверить?

Ух, как я на него зла! До сих пор.

– Девочки, доедайте и поехали, – обращаюсь к своим апельсинкам.

– Угу, – кивает Манюня с полным ртом.

Захожу на кухню, и в нос ударяет до боли знакомый запах. Ищу его источник и не верю своим глазам.

– Куравлев, ты кашу сварил? – в шоке смотрю на мужчину.

За последние сутки, что мы виделись, он не перестает меня удивлять.

– Это же дети, Ань, – говорит таким тоном, словно я свалилась с Луны и не понимаю банальных вещей.

– Знаю прекрасно, – бурчу, пряча за недовольством улыбку. – Вообще-то я их мать.

Вовка бросает на меня тако-о-ой многозначительный взгляд, что я аж поперхнулась. Хоть и не ела еще ничего.

Он знает. Знает, что это его дети.

Теперь меня в обратном не переубедить.

– Две ложки сахара на кружку кофе? – спрашивает, забирая с подставки кофемашины две чашки.

Я витаю в своих мыслях и не сразу соображаю, о чем он говорит.

– Ань, отвисни, – машет рукой перед моим лицом.

– А? Что? – отмираю.

– Сахара сколько? – задает вопрос, ухмыляясь. Смотрит на меня так… Мурашки по коже от одного его взгляда.

Гад!

– Две ложки на кружку, – отвечаю ему, душа в себе поднимающуюся бурю.

Когда Куравлев рядом, я похожа на оголенный нерв. Чувствую все слишком остро, слишком близко к сердцу воспринимаю все, что происходит вокруг.

Не свожу с девочек внимательного, но вместе с тем изучающего взгляда и пытаюсь представить, что было бы, узнай Вова о дочках с того момента, как они родились. Были бы они счастливее? Было б у них больше хороших эмоций?

Или, напротив, только мое разочарование и боль?

Как же все это сложно… Как сложно!

Но от своих мыслей мне, увы, не убежать.

– Держи, – Куравлев ставит передо мной кружку кофе. Сам садится напротив и начинает уминать за обе щеки… кашу.

Смотрю на него и понимаю, что мой мир никогда не будет прежним. Сегодняшним утром Вова его в очередной раз перевернул.

– И давно ты стал завтракать кашей? – не могу не спросить. Мне дико любопытно.

Он ведь никогда ничего подобного не ел!

– Не-а, – летит мне в ответ.

– Хм, – задумываюсь. – Когда начал? – продолжаю допрос.

– Сегодня, – отвечает и игриво подмигивает.

Я в очередной раз теряю дар речи.

Вова смотрит на дочерей, замечает, что те стали кушать медленнее, и вместо того, чтобы их поторопить в открытую, делает то, чего я от него ну никак не ждала.

– Кто последний, тот морковка, – заявляет им и принимается опустошать тарелку с катастрофической скоростью.

Маня и Соня переглядываются и… не отстают от Вовы ни на миг.

Глава 17. Аня

Дорога до дома проходит в полной тишине. Мы с Вовой больше не разговариваем, и девочки тоже не спешат прерывать молчание, они словно чувствуют мое состояние.

Не знаю, рада или нет этому, но сейчас совершенно не верю своим рассуждениям и желаниям. Как и своим эмоциям, мыслям. Ничему!

Все они ведут меня не туда.

Куравлев причинил мне слишком много горя. Он предал меня, предал наших детей. Отправил их на верную смерть!

Но мое сердце четко вознамерилось дать ему шанс объясниться. Просто поговорить. Бешусь от этого и одновременно жажду. Эмоциональные качели стали главным спутником моего дня.

Конечно, можно послать Куравлева, но я уверена, это не поможет. Вова все понял про дочерей и теперь, после общения с ними, не согласится оставить нас в покое.

Но я не согласна на подобный вариант!

Мне нужно избавиться от его присутствия в своей жизни.

– Девочки, приехали, – объявляю, как только машина останавливается напротив подъезда.

Я специально попросила Вову привезти нас сюда, а не к садику, чтобы он не понял, какое из дошкольных учреждений посещают наши дочери. Рядом с моим домом четыре муниципальных дошкольных учреждений и еще несколько частных, пусть попробует угадать, куда я девчонок вожу.

– Выходим, – говорю, открывая дверь.

– Ань, умерь свой пыл, – остужает меня Вова.

Бросаю на него красноречивый взгляд, где четко показано все, что я о нем думаю.

Куравлев помогает дочерям выбраться из авто, бережно опускает на сухой асфальт, малышки сразу же льнут ко мне. Они словно чувствуют неладное.

– Спасибо, что подвез, – произношу, беря за руки своих девчонок. – Нам пора, – киваю на подъездную дверь.

Вова хмурится, но никак не комментирует мое желание как можно скорее сбежать от него. Думаю, у нас это взаимно.

– Девочки, скажите дяде Вове пока, – прошу своих апельсинок.

Я постараюсь, чтобы они встречались со своим отцом в первый и в последний раз. Он отказался от нас, а значит, больше нам не нужен.

– Пока! – девчушки машут руками. Вова хмурится.

– Прощай, Куравлев, – произношу с легкой ноткой горечи.

На самом деле на душе у меня полный раздрай. Обида, эмоции, воспоминания – все слилось воедино, перемешалось, и уже одно от другого стало не отделить.

Разворачиваюсь, чуть крепче, чем нужно, сжимаю детские ладошки и… ухожу.

Сердце разбивается в дребезги.

– Аня, постой! – летит в спину.

Но я не останавливаюсь, а только ускоряю свой шаг.

Захожу в подъезд, поднимаюсь в квартиру. Даю девочкам чистые вещи и, пока они переодеваются, кое-как привожу себя в порядок.

Из головы ни на мгновение не выходит Вова и его странное поведение. Я никогда прежде и подумать не могла, что Куравлев на самом деле такой.

В моем восприятии он – неисправимый бабник, безудержный шутник и крайне ненадежный товарищ. Он тот, кто вместо спокойного вечера дома вдвоем предпочтет веселые посиделки с друзьями.

Но ведь Вова не всегда был таким.

Когда мы стали ближе, когда начали чаще проводить время вместе, я заметила в Куравлеве те черты, которые никто другой не замечал. Я доверилась ему, открыла свое сердце.

И горько поплатилась за это.

– Апельсинки