Бывшие. Цыпленочек от босса - Елена Верная
Крыша…Как, как он узнал про крышу? Точно баба Надя сболтнула. Крыша, то была моя головная боль. В прошлом году, после этого дьявольского урагана, сорвало несколько листов шифера, обнажив дыры, через которые в дом проникали и дождь, и сквозняк, и отчаяние. Я пыталась заткнуть их тряпками, замазать глиной, даже молилась, чтобы стихия смилостивилась. Но мои познания в строительстве заканчивались на покраске покосившегося забора и прополке злополучной клубники.
– Не стоит беспокоиться, – повторила я, ощущая, как в голосе предательски дрожит стальная уверенность. – Я как-нибудь сама разберусь, – слова звучали неубедительно даже для меня самой.
– Мам, – позвала Маруся, и я поняла, что она просит меня о том, что бы я не отказывалась от помощи. Я понимала свою дочь без слов. Маруся, вся вымазанная клубничным соком, с энтузиазмом глядела на него своими огромными, доверчивыми глазами.
Ее поддержка стала той самой последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Я знала, что если откажу сейчас, она будет обижаться на меня весь вечер. А еще… я, конечно, признавала, что мне действительно, чертовски, нужна помощь. И, чего уж греха таить, наблюдать за тем, как Игорь, ловко орудуя инструментами, возится с крышей, было бы куда приятнее и безопаснее, чем самой карабкаться по шаткой, скрипучей лестнице, рискуя свернуть себе шею.
– Ладно, – сдалась я, выплевывая это слово, словно яд. – Но только крышу. И никаких других дел. Договорились?
Игорь заметно оживился, словно он только этого и ждал.
– Договорились, – улыбнулся он. И эта улыбка… Проклятье, она все еще могла заставить мое сердце предательски трепетать, как у глупой, влюбленной девчонки. Я с ненавистью взглянула на него, пытаясь напомнить себе, что эта улыбка – всего лишь маска, за которой скрывается человек, когда-то растоптавший мою жизнь.
Следующие несколько часов превратились в странный, сюрреалистический спектакль. Игорь деловито сновал по крыше, словно акробат, заменяя поврежденные листы шифера новыми. Где? Где он этому научился? А самое главное когда? В его элитной школе бизнеса, в которой он учился, этому точно не обучали. Звуки молотка, отдававшиеся гулким эхом, словно отсчитывали время, неумолимо приближая меня к чему-то неизбежному. Я же, словно зомби, продолжала пропалывать грядки, стараясь не смотреть в его сторону, не видеть его широкую спину, напряженные мышцы рук, капли пота, стекающие по его лицу. Маруся, как привязанная, крутилась вокруг Игоря, подавая ему инструменты и, с любопытством глазея на все, что он делал.
Я наблюдала за ними издалека, ощущая, как в душе разгорается настоящий пожар. Радость от того, что Маруся так хорошо ладит с ним, что видит в нем что-то хорошее, светлое. Тревога, терзающая меня, как ядовитый сорняк, от того, что я позволяю ему так близко подойти к нам, что позволяю ему снова войти в мою жизнь. И страх… Ненавистный, всепоглощающий страх, что все это окажется лишь иллюзией, что он снова исчезнет, словно мираж в пустыне, оставив меня с разбитым сердцем и разбитой мечтой, а Марусю – с горьким разочарованием.
К вечеру крыша была залатана, словно рана, затянувшаяся грубым шрамом. Игорь спустился вниз, вытирая пот со лба грязной тряпкой.
– Ну вот, теперь дождь вам не страшен, – довольно произнес он, глядя на меня с надеждой в глазах.
– Спасибо», – буркнула я, отводя взгляд. Благодарность давалась мне с трудом. Казалось, произнеся это слово, я признаю его право на участие в моей жизни.
На следующий день Игорь снова пришел. На этот раз предложил помочь с огородом, который, признаться честно, выглядел как поле после битвы. Я снова попыталась отказаться, придумала тысячу причин, но Маруся устроила целую сцену, разрыдалась, захлебываясь слезами, и мне пришлось сдаться. Ее слезы были для меня невыносимы.
Игорь работал не покладая рук, словно одержимый. Его движения были уверенными и отточенными, выдавая в нем человека, знающего толк в земле. Маруся, как всегда, была рядом, «помогая» ему и развлекая его.
Я заметила, что Игорь начинает порой озадаченно поглядывать на меня, когда задает Марусе какой-то вопрос, а та смотрит на меня, словно хочет чтобы я на него ответила. Я отвечала, а Маруся удовлетворенно кивала, словно подтверждая, что я сказала все верно. Игорь пытался что-то спрашивать, пытался вовлечь Марусю в разговор, но она отвечала в основном односложными словами: «ма», «дай», «да», «нет». Ее речь была словно птица с подрезанными крыльями, которая не может взлететь.
Я наблюдала за тем, как Игорь показывал ей на бабочку, порхающую над цветком, спрашивал, какого она цвета. Маруся внимательно следила за ее полетом, а потом показывала пальчиком на синее, безоблачное небо.
Игорь нахмурился, его лицо выражало непонимание и тревогу.
– Она стесняется ? – предположил он, пытаясь найти хоть какое-то объяснение.
– Нет, – ответила я, чувствуя, как в горле встает ком. – Она всегда так говорит.
– Что значит, всегда? – в его голосе прозвучало откровенное беспокойство.
Я вздохнула, собравшись с духом, и присела на край грядки, ощущая, как холодная земля проникает сквозь тонкую ткань брюк. – Маруся толком не разговаривает, – сказала я, выдавливая из себя эти слова, как гной из раны. – Точнее, она говорит очень мало. Ей уже пять лет, а она говорит как годовалый ребенок.
Игорь удивленно посмотрел на меня, потом на Марусю, которая в этот момент увлеченно рисовала палочкой на влажном песке у забора. В ее глазах плескалось столько жизни и любопытства, что невозможно было представить, что она не может выразить свои мысли и чувства.
– Я водила ее по врачам, – продолжила я, стараясь говорить ровно и спокойно, хотя внутри меня бушевал настоящий ураган. – Были у неврологов, логопедов, психологов… Все разводят руками. Говорят, что с физическим здоровьем у нее все в порядке. Возможно, какая-то задержка развития речи. Может быть, психологическая травма. Но причину никто толком не знает. Говорят, нужно время и терпение. Кто-то говорит, что мне меньше нервничать надо было в период беременности, но конкретики никто не дает. А самое главное, никто не говорит что делать.
Игорь опустился рядом со мной, глядя на меня с сочувствием и… виной?
– А она же понимает все? – спросил он, стараясь уловить мой взгляд.
– Да, – кивнула я, чувствуя, как слезы подступают к горлу. – Она все понимает. Она очень умная и любознательная девочка. Просто… не говорит. И я ничего не могу с этим сделать.
Я смотрела на Марусю, и
