Бывшие. Цыпленочек от босса - Елена Верная

Елена Верная

Бывшие. Цыпленочек от босса.

Пролог.

Звонкий удар молотка судьи расколол тишину зала, и этот звук эхом разнесся в моей груди, словно похоронный марш по всем моим надеждам. Я вздрогнула, пальцы побелели, сжимая измученный платок. Он пах моей тревогой, запахом летнего луга, где мы с Марусей собирали ромашки, и теперь этот запах стал невыносимым напоминанием о счастье, которое ускользает. Воздух в зале, спертый и тяжелый, был пропитан смесью страха и горечи – запах, который въелся в меня, как едкий дым, проникая в каждую клетку тела.

Я окинула взглядом зал суда, словно пытаясь отыскать в этих стенах хоть каплю сочувствия. Ряды строгих, невыразительных лиц, приглушенные шепотки, брошенные в мою сторону оценивающие взгляды… Все казалось чужим и враждебным, словно я попала в лабиринт, где каждый угол скрывает новую опасность. Мои пальцы, дрожа, продолжали судорожно перебирать шероховатую ткань платья, единственную нить, связывающую меня с реальностью. В этом простом хлопке я пыталась найти спасение от этого кошмара, в котором я оказалась, от этой бездны, готовой поглотить меня вместе с моей дочерью.

На скамье напротив, в дорогом костюме, сидел Игорь. Мужчина, которого я когда-то любила до безумия. Теперь – противник. В его глазах – сталь и решимость, ни намека на теплоту, сочувствие или даже простое человеческое сожаление. Лицо – каменная маска. Он смотрел на меня, как на опасную угрозу, как на врага, которого нужно уничтожить, а не на мать его дочери. Мать нашей дочери. Маруси. И в этом взгляде я видела только холодный расчет, и ни грамма раскаяния о том, что он творит.

– Уважаемый суд, – голос Игоря, поставленный, уверенный, звучал властно, наполняя зал своей значимостью, своей властью. Он словно специально говорил громче, чтобы подчеркнуть разницу между нами. – Я считаю, что моя дочь нуждается в специализированной медицинской помощи. Ей необходима помощь логопедов, неврологов и других узких специалистов.

Мое сердце сжалось от невыносимой боли, словно его сдавили ледяной рукой. Слова Игоря – приговор. "Маруся – совершенно здорова!" – хотелось закричать во весь голос, чтобы он наконец услышал мою правду, чтобы все эти люди услышали, что они пытаются сломать не просто ребенка, а целую вселенную, наполненную любовью и светом. Но я сдержалась, стиснув зубы. Крики здесь бесполезны, они только навредят.

– В четыре года Маруся не говорит, – продолжал Игорь, и каждое его слово, как гвоздь, вбивался в мою душу, вонзаясь острыми осколками стекла. – Несмотря на то, что со слухом и голосовым аппаратом у нее все в порядке. Это свидетельствует о задержке развития, требующей немедленной коррекции. Если мы будем медлить, может стать поздно.

Он говорил о Марусе, как о сломанной игрушке, как о бездушном механизме, требующем ремонта, а не о живом, чувствующем, любящем и любимом ребенке. Ярость вскипела во мне, обжигая изнутри. Я сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Хотелось вскочить, закричать, возразить, сказать им всем, что Маруся просто особенная, что она чувствует этот мир по-другому, видит его ярче и чище, чем они все вместе взятые. Что ей нужно не лечение, а понимание, принятие и безграничная любовь.

Но адвокат Игоря, словно хищник, ждущий своего часа, тут же перехватил инициативу.

– Мы располагаем заключением экспертов, подтверждающим необходимость медицинского вмешательства. Условия, которые может предоставить госпожа Ларионова… Не соответствуют потребностям ребенка, – его голос звучал презрительно, словно он заранее знал, что мои доводы ничтожны.

– Не соответствуют?

Мой адвокат, молодая женщина с отважным взглядом, взглянула на меня с беспокойством и надеждой. – Моя клиентка – любящая и заботливая мать. Она обеспечивает Марусе достойный уровень жизни и создает благоприятную среду для ее развития.

– Любовь – это, безусловно, прекрасно, – ледяным тоном парировал адвокат Игоря, и от этого холода у меня мурашки побежали по коже. – Но любовь не заменит квалифицированную помощь, которую может предоставить специализированный центр. Господин Новиков готов обеспечить Марусе все необходимое для ее полноценного развития.

Я почувствовала, как подступает отчаяние, как волна накрывает меня с головой, лишая воздуха. Они были сильны, уверены в своей правоте, вооружены деньгами и связями, купленными экспертами и возможностями. А у меня была только моя любовь к Марусе, моя нерушимая вера в нее. И вера в то, что этого достаточно, что моя любовь – сильнее любых денег и связей.

Судья, седовласый мужчина с усталым взглядом, окинул нас строгим взглядом.

– Сторона защиты, вам есть что добавить?

Я глубоко вздохнула, собираясь с последними силами. В голове – хаос, в сердце – боль, но я должна говорить.

– Я… Я люблю свою дочь, – прошептала я, и голос дрогнул, – и я верю, что она чувствует мою любовь. Ей не нужны дорогие клиники и врачи. Ей нужна я.

В зале повисла мертвая тишина. Все взгляды были прикованы ко мне, словно я – экспонат под микроскопом. Я видела в глазах Игоря… Сомнение? Неуверенность? Или это просто очередная игра, очередная манипуляция? Я уже не могла отличить правду от лжи.

– Суд удаляется на совещание, – объявил судья, поднимаясь со своего места.

Звон молотка снова оглушил меня, раздавшись в голове набатом, оставив один на один со своими страхами, со своим отчаянием. Что они решат? Кому поверят? Судьба Маруси, моей маленькой девочки, моей вселенной, – в руках этих незнакомых, безразличных людей.

Я закрыла глаза, в отчаянии шепча имя дочери. Маруся… Моя девочка… Вернись ко мне… Не дай им отнять тебя…

Глава 1.

Солнце, словно робкий художник, несмело прокралось сквозь неплотно задернутые шторы, выткав на стенах комнаты причудливый узор из нежно-розового света. Не назойливый трезвон будильника, а именно этот ласковый, словно материнский, свет нежно вырвал меня из объятий сновидений, оставив послевкусие приятной истомы. Я сладко потянулась, чувствуя, как мышцы, словно проснувшиеся после долгой зимы цветы, благодарно откликаются на пробуждение, каждая клеточка тела наполняется жизнью. За окном, словно в волшебном оркестре, щебетали птицы, перекликаясь друг с другом в утренней тишине, каждая трель – словно жемчужина, нанизанная на нить рассвета. Деревня еще дремала, укрытая пеленой утреннего тумана, словно невеста под венчальной фатой, в ожидании нового дня.

Мой домик – небольшое, но уютное убежище, мой собственный мир, выстроенный с любовью и заботой, словно гнездо, свитое птицей