Похищенный. Катриона - Роберт Льюис Стивенсон

Мне все это было внове, и я сделал несколько шагов вперед. Узкий мощеный проход круто уходил вниз. По его сторонам поднимались дома, один другого выше, и каждый этаж выпячивался над предыдущим, так что между верхними виднелась лишь узкая полоска неба. То, что мне удалось разглядеть в окнах, и почтенный вид людей, входивших в эти дома и выходивших из них, показывали, что живут тут важные особы, и место это заинтересовало меня, точно сказочная повесть.
Я все еще смотрел по сторонам, как вдруг у меня за спиной послышались мерные шаги и лязг стали. Быстро обернувшись, я увидел десяток вооруженных солдат и между ними высокого человека в длинном плаще. Он шел, сутуля плечи, как бы из особой обходительности, изысканной и вкрадчивой. На ходу он убедительно жестикулировал, и лицо у него было красивым и скрытным. Мне показалось, что он обратил на меня глаза, но наши взгляды не встретились. Эта компания направилась к двери одного из домов, которую открыл слуга в пышной ливрее. Двое солдат ввели в нее своего пленника, остальные, держа ружья на плечо, остались ждать у входа.
На улицах города любая процессия собирает свиту из зевак, но любопытные тут же начали расходиться, и на месте задержалось лишь трое. Во-первых, судя по платью, барышня благородного рода, чьи волосы скрывал шарф, цвета которого были цветами Драммондов. Но два ее спутника (хотя вернее было бы сказать — служителя) были точь-в-точь оборванные челядинцы главы какого-нибудь горного клана, каких я вдосталь насмотрелся, странствуя в шотландских горах. Все трое о чем-то горячо беседовали по-гэльски, и звук этого языка ласкал мне слух, напоминая про Алана, а потому, хотя дождь почти совсем утих и рассыльный уже дернул меня за рукав, понуждая идти дальше, я сделал несколько шагов в их сторону. Барышня строго им выговаривала, а они, очевидно, смущенно перед ней оправдывались, и я окончательно убедился, что она принадлежит к семье вождя клана. Немного погодя все трое начали обшаривать свои карманы, но, насколько я заметил, отыскать им удалось лишь полфартинга. Я невольно улыбнулся при мысли, что у всех горцев спораны столь же пусты, сколь благородны манеры.
Неожиданно барышня обернулась, и я впервые увидел ее лицо. Нет ничего удивительнее того, как юное женское лицо вдруг навсегда запечатлевается в сердце мужчины, и он даже не в силах объяснить почему. Просто кажется, что он всегда жил в ожидании этой минуты. У нее были необыкновенные, сияющие, как звезды, глаза, и, наверное, они сыграли свою роль, но яснее всего я помню губы, полуоткрытые в тот миг, когда она обернулась. Однако в чем бы ни заключалась причина, но я застыл на месте, таращась, как дурак. Она не ожидала, что кто-то стоит так близко от нее, а потому поглядела на меня немного дольше и, пожалуй, с большим удивлением, чем допускалось приличиями.
Мне, деревенскому простаку, вообразилось, что ее удивляет мой новый костюм, и я покраснел до корней волос, а она при виде краски, залившей мое лицо, надо полагать, сделала собственные заключения, — во всяком случае, она отвела своих служителей подальше, и, когда они продолжили беседу, я уже больше ничего не слышал.
Красивые девушки и раньше пробуждали во мне восхищение (хотя такого внезапного и сильного восторга я еще не испытывал), и в подобных случаях я не только не искал с ними знакомства, но предпочитал уйти, так как весьма опасался женских насмешек. Вы, конечно, сочтете, что на этот раз у меня было даже больше причин поступить по своему обыкновению: ведь увидел я эту барышню на городской улице, она, несомненно, шла следом за арестантом и сопровождали ее двое до неприличия оборванных шотландских горца. Все так, если бы не обстоятельство иного рода: она, несомненно, подумала, что я стараюсь подслушать ее тайны, а этого в новом костюме, со шпагой и на гребне счастливого поворота моей судьбы я снести не мог. «Ворона в павлиньих перьях» не могла стерпеть, чтобы о ней подумали столь плохо, — во всяком случае, эта барышня.
А потому я последовал за ней и снял перед ней свою новую шляпу со всей учтивостью, на какую был способен.
— Сударыня! — сказал я. — Мне кажется, будет только справедливо по отношению ко мне, если я объясню вам, что не знаю гэльского языка. Правда, я слушал вас, так как у меня есть друзья в Горной Шотландии и звук этого языка мне приятен памятью о них, но что до ваших частных дел, то, говори вы по-гречески, я узнал бы о них ровно столько же.
Она сделала мне легкий реверанс и сказала холодно:
— Это не беда. И кошке дозволено смотреть на короля.
Произношение у нее было очень милое, похожее на английское (только гораздо приятнее).
— Я не подумал, что это неучтиво, — продолжал я. — Но городские обычаи мне неизвестны. До этого дня я не бывал в Эдинбурге. Сочтите меня деревенским увальнем, потому что оно так и есть, и лучше я сам вам скажу, чем ждать, когда вы об этом догадаетесь.
— Да, совсем не принято, чтобы незнакомые люди заговаривали друг с другом на улицах, — ответила она. — Но раз вы деревенского воспитания, это меняет дело. Я и сама росла не в городе. Как видите, я уроженка шотландских гор и отсюда до моих родных мест очень далеко.
— И недели не прошло, как я оттуда, — сказал я. — Меньше недели назад я был еще на склонах Балкухиддера.
— Балкухиддера? — вскричала она. — Вы сейчас оттуда? Это